К концу лета Люк вовсю помогал отцу и другим рыбакам, которые заходили в павильон. Они часто бросали ему пару монет. А папа гладил его по голове, и Люк не отстранялся, хотя пальцы у того воняли рыбой и липли к волосам.

— Да, было дело разок. Лет в десять…

* * *

Однажды утром, когда улов был особенно велик, Уолтер Ричардсон позвал сына. Люк захватил последнюю банку с пивом и побежал к отцу. Тот вскрыл банку рыбным ножом, по рукам потекла пена.

— Эй, сынок, попробуешь? — Отец протянул ему нож и кивнул на развешенные на крючках рыбины. — Пора учиться.

Впервые отец обращался к Люку в таком духе — голосом, исполненным доверия и гордости. Как ему хотелось оправдать доверие — умело вспороть рыбье брюхо, не дрогнув, выпустить кишки… Липкий нож оказался тяжелее, чем он думал.

— Так, давай сперва выберем рыбу. Вот этот маленький лосось подойдет.

Уолтер отцепил серебристо-серую рыбину и швырнул ее в раковину. Черный рыбий глаз обвинительно уставился на Люка. Тот сглотнул подступивший к горлу кислый ком. Отец отхлебнул пива и запустил палец рыбе под жабры. На вид они напоминали крупную наждачную бумагу.

— А, черт! — Отец хлопнул ладонью о край раковины. Люк инстинктивно поднял руки, защищаясь, но тот не обратил внимания. — Гленн из нее кровь не выпустил. Вот так испортил бы хорошую рыбу…

Люк заметил, что жабры подрагивали, будто рыба все еще пыталась дышать. Она умирала у него на глазах. Если б не было очевидно, что она вот-вот испустит дух, Люк, наверное, кинул бы ее обратно в воду.

— Ладно, возьмем ее себе, — проворчал отец. — Твоей маме все равно, если на вкус будет чуть-чуть не такая. Тем более если ты сам ее почистишь. Она ведь считает, что ты срёшь радугой… Так, бери нож и режь вот тут. — Он прочертил грязным ногтем линию от жабр до челюстей. — Давай, раз — и всё.

Люк сжал рукоятку, скользившую в мокрой от пота ладони. Он собирался сделать все, как говорил отец, но к горлу подступила тошнота.

— Ну, что мнешься? Скорее.

Отец глянул на две оставшиеся на крючках рыбьи туши и стремительно пустевший причал. Остальные рыбаки расправились с уловом полчаса назад. Теперь надо спрятать добычу в холодильник, иначе пропадет.

— Люк, что ты как баба? Режь уже!

Это и в самом деле было несложно. Чуть нажать — и готово. Рыба мертва, отец горд, Люк свободен. Но он не мог пошевелиться.

Банка с пивом выскользнула из рук отца, и на полу растеклась золотистая лужица.

— Тьфу ты!

Он отобрал у сына нож, воткнул его в рыбью шею и сделал надрез. Из него полилась кровь.

— Что, так трудно было?

Несколько туристов, проходивших мимо, повернули головы. Отец не заметил. Он подошел к Люку, все еще сжимая в руке нож.

— Приставил, воткнул, надрезал!..

Люк охнул, когда острое лезвие коснулось кожи, по шее потекла горячая струйка крови. Из глаз брызнули слезы. Отец грубо оттолкнул его, так что мальчик упал.

— Мамаша тебя в девку превратила… Вали отсюда!

— Уолт, ты что творишь? — раздался крик под сводом павильона. Алекс Керкс, владелец «Керкс чартерс», опустился перед Люком на колени. — Эй, ты как?

— Нормально, — прошептал мальчик, зажимая шею, чтобы не видно было крови. — Споткнулся о ведро.

Люк указал на черное ведро, которое стояло слишком далеко, и вытер лицо футболкой. Алекс ощупывал его взглядом, будто спрашивал, точно ли все в порядке, зачем сын выгораживает отца и что вообще произошло.

— Беги домой, залепишь порез пластырем.

Алекс мягко похлопал его по плечу. Люк проглотил комок в горле. Дом — последнее место, куда ему стоит идти. Отец его живо найдет и станет орать.

— С рыбой я твоему отцу сам помогу.

Люк пробубнил:

— Да, сэр.

Он бросился бежать мимо торгово-промышленной палаты, мимо агентства недвижимости, принадлежавшего отцу Энди, мимо магазина игрушек, кафе-мороженого и почты, свернул на Лоуэлл-стрит. Из пореза горячей струйкой лилась кровь.

Люк бежал и бежал, пока трава под ногами не сменилась песком. У бетонных дамб, окружавших реку Пентуотер, ноги отяжелели. Под пляжными зонтиками сидело несколько семей. Малыш в раздувшемся подгузнике упорно закапывал в песок отцовские ступни. Тот шевелил пальцами, и все начиналось сначала. Люк ускорил шаг, спасаясь то ли от радостного детского смеха, то ли от ожидания, что хохот прервет гневный окрик отца.

В полумиле от пляжа стоял заброшенный дом. Лестница к нему была длиннющей — две сотни ярдов. Люк вскарабкивался на крыльцо и смотрел на кривую полосу пляжа, на птиц, добывающих обед, на лодки, подскакивающие на волнах. Бессчетное множество раз он смотрел на закат, сидя на этих ступеньках. Подальше от криков отца и материнских слез. А когда темнело, шел домой. Но в ту ночь Люк остался. Солнце погасло, мир стал холоден и темен, он свернулся клубком…

Его разбудили свет фонаря и голос полицейского Грэнсона, возвестивший в рацию:

— Нашел!

Похоже, весь город стоял на ушах. Алекс уволил отца и, позвонив в полицию, рассказал о происшествии в павильоне. Люка отвезли в больницу в Лудингтон, где наложили два шва. В коридоре больницы его ждала мать. Следующие два года каждый месяц к ним наведывался соцработник. Отец больше никогда не смел поднять на него руку.

* * *

— Это здесь? — Энни прервала молчание, указав на серый одноэтажный дом по левой стороне Винтер-лейн.

Двадцать два года назад он вышел из этой двери, поклявшись никогда не возвращаться. Люку не хотелось даже думать о том, что творилось за этими стенами, не то что идти туда. В его детские годы здание представляло собой белое ранчо с облупившейся крышей — символ всего, что он потерял тем жарким июльским днем, когда его забрали из семьи.

Теперь дом выглядел вполне безобидным. Предыдущие владельцы выкрасили стены серым. Крышу заново перекрыли. Оконные ставни на фасаде празднично белели. Справа, где раньше рос ясень, сделали пристройку. Каждую осень под тем ясенем собирался толстый ковер из опавшей листвы. Люк понимал, почему его спилили. Посреди зеленой лужайки торчал зеленый знак с надписью белыми буквами: «Продается. Агентство Гарнера».

Справа, где раньше стоял дом Натали, раскинулся шикарный особняк. Повсеместное явление. Старые дома сносили, а на их месте строили новые, особенно когда возрос поток туристов.

— Какой милый дом! Интересно, люди здесь весь год живут или только летом?

— Не знаю, как сейчас, но раньше все время жили.

— А почему ты выбрал именно его?

Встречу с Энди назначала Энни, однако дом и в самом деле выбрал Люк, когда, к своему удивлению, обнаружил, что тот выставлен на продажу. Для предстоящего разговора лучше места не найдешь.