— Знал людей, которые тут жили.

Люк рассматривал дом, отмечая, что изменилось. Может, все, что произошло здесь много лет назад, уже ничего не значит? Но лучше бы вместо дома Натали снесли этот.

— Подумал, что будет хорошо встретиться в знакомом месте.

Энни провела рукой по волосам и сунула ноги в черные балетки, которые скинула в машине, обернулась и взяла из сумочки на заднем сиденье блеск для губ.

— Наверное, это машина Энди? — Она указала палочкой от блеска на серебристый «Мерседес», припаркованный у дома.

— Скорее всего. Мы опоздали на десять минут. Наверное, уже весь извелся.

Энни сунула блеск обратно в сумку.

— Ты готов?

Конечно, не готов. И никогда не будет. Но чем больше Люк раздумывал над своим безумным планом, тем яснее понимал, что так и должно случиться.

— Так точно! — Он вытащил ключ зажигания и улыбнулся Энни. — Спасибо.

— Пока не благодари. Всё, я пошла, а ты через пять минут, ладно?

Они придумали, что Энни сперва усыпит бдительность Энди, чтобы неожиданный приход Люка выбил его из колеи.

— Удачи!

Она пошла к дому и постучала в дверь молоточком, привязанным к ручке. Дверь распахнулась, на пороге возникла неясная фигура. Энни скрылась внутри. Люк перевел дыхание. Назад пути нет.

Он напряженно следил, как сменяются цифры на электронных часах в машине. Пытаясь отвлечься, полез в телефон и пролистал сообщения от Уилла за последние две недели. Времени прошло всего ничего, а по детям соскучился так, что хоть садись на самолет во Флориду. Правда, тогда придется столкнуться с Терри… После обмена любезностями в аэропорту видеться с ней не было никакого желания.

Наконец часы показали десять пятнадцать. Люк пошел к дому по дорожке из цементных плит, как в детской игре, стараясь не наступать на стыки. Нежданное счастливое воспоминание заставило его улыбнуться. Старый дом будто приветливо помахал ему рукой. Сквозь полустертую позолоту дверного молоточка проступала бронза. И молоток, и дверь были до боли знакомы. Новые хозяева их так и не сменили. А вообще, это его дом, стучать он не собирается! Люк повернул ручку, протиснулся в приоткрывшуюся дверь и бесшумно закрыл ее за собой.

В передней было темно. На полу у входа темнел ковер, пахло луком и какой-то приправой — незнакомый запах. Да и ковер был другой, пушистый, не тот половик, что в его детстве. А вот вентилятор на потолке остался тот же, и светильники из матового стекла, похожие на чашки.

Из кухни донесся смех Энни и рокотание мужского голоса. Люк отвел глаза от потолка и пошел на звук. Сердце глухо билось у горла.

Чтобы попасть на кухню, надо пройти через холл. В последний раз все тут было залито кровью. Люк понимал, что она давно отмыта и забыта, но все равно старался не смотреть. Ноги отяжелели, словно не хотели идти.

Донесся голос Энди:

— Отличный дом для семьи. Провели капитальный ремонт и внутри, и снаружи. Сменили всю сантехнику, положили недавно новый ковер, все бытовые приборы еще на гарантии…

— А вы знаете предыдущих владельцев? — спросила Энни, вероятно, сбитая с толку тем, что Люк так долго не появляется.

— Городок у нас маленький, все друг друга знают, но в последнее время многие переделывают дома под дачи и сдают их на лето. Я тут вырос и знал семью, что жила здесь еще до того, как дом стали сдавать. С их сыном мы учились в одной школе.

— Правда? — В голосе Энни звучал искренний интерес, хотя она не знала, что речь шла о Люке.

— Ну, да. Кстати, очень грустная история. Отец сильно пил, избивал жену и ребенка. Жена была беременна, а он пришел домой сильно пьяный и…

Энди стоял посреди комнаты. На нем были стильные коричневые брюки и синяя рубашка. Он ни на дюйм не вырос с их последней встречи — по-прежнему на голову ниже Люка. Зато в остальном сильно изменился: аккуратная стрижка, одежда впору, нависший животик — фунтов двадцать лишнего веса…

— А, вот и ты! — Энни помахала ему рукой.

Энди повернулся, сделал два шага навстречу — и замер, как вкопанный.

— Люк! Люк Ричардсон! Привет! Какими судьбами? Ты что, решил свой старый дом купить? Я думал, ты его терпеть не можешь!

Энди был явно рад его видеть.

— Может, и куплю — чтобы снести к чертовой бабушке.

Энни удивленно поднялась со стула.

— Это твой дом?

Энди оглянулся на нее и снова воззрился на Люка.

— Стой, ты снова женился? Уже?

Вот уж нет. В планы Люка не входило давать Энди моральное преимущество.

— Это просто подруга.

Энди еще раз оглядел Энни — бледную, со скрещенными на груди руками.

— По телефону она сказала мне, что она твоя жена. А тебя зовут Чарли Фербэнкс. Что за ерунда?

Энди почти кричал. Дружеское расположение испарилось. Люк инстинктивно вытащил руки из карманов, будто готовясь к драке. Он никогда раньше ни с кем не дрался, но Энди он форы не даст, особенно в этом доме. Никто его здесь больше не ударит.

— Хотел с тобой поговорить.

— А телефоном пользоваться не умеешь?

Сквозь профессиональный лоск просвечивал прежний ядовитый Энди с засаленными длинными волосами и сверлящим взглядом карих глаз.

— Разговор не телефонный. Расскажи мне о приюте «Маранафа», Энди.

Тот охнул и съежился, будто проткнутый воздушный шарик.

— Натали дала слово, что никогда никому не расскажет, — прошептал он. — Моя жена ничего не знает. Вы же не скажете ей?

У Люка во рту пересохло. Значит, все правда. Уилл — не первый ребенок у Натали. Жена лгала ему всю жизнь. Та, которая ненавидела ложь во всех ее проявлениях. Когда они были детьми, из автомата с жевательной резинкой случайно вывалилась не одна, а две резинки, и Натали пошла к кассиру и доплатила за вторую. Хозяин чуть со стула не упал. Так впечатлился, что повесил у себя ее фотографию с подписью «Самый честный покупатель». Как же она умудрилась хранить такой секрет?.. От злости у Люка перед глазами поплыли красные пятна.

— Люк, — прошептала Энни. — С тобой все нормально?

Не отвечая, он подошел к Энди, который так и стоял посреди комнаты, сжимая голову руками.

— Может, и скажем.

— Люк, при чем тут его жена? — воскликнула Энни.

Он сжал кулаки. Как же ему хотелось врезать Энди! Он неизменно пытался быть добрым и мягким, никогда не позволял доводить себя до белого каления — боялся стать, как отец. Хотя тот давно умер, воспоминания о нем терзали Люка всю жизнь. Теперь он был на грани.

— А что, она имеет право знать!