юрисдикцию, каждая тюрьма имела свой собственный радиус охвата – как пространственного, так и демографического. Это можно понять из реестра заключенных – типа документа, который возник в XIV веке и представляет собой «регистрационную книгу» (журнал или переплетенный том), в котором в хронологическом порядке записываются имена лиц, заключенных в тюрьму данного судебного подчинения391. Регистры этого типа, периодически сохранявшиеся, сначала использовались историками судебной системы и преступности как источник данных о типах преступлений и правонарушений, а также о социологии девиантного поведения392. Однако они могут быть мощными административными инструментами и даже настоящими социальными операторами, классифицируя арестованных и воздействуя на них путем публичного указания фамилий, места жительства, вида занятий, причины ареста, даты поступления и выхода на свободу, судебного решения. При рассмотрении с точки зрения эффективности их деятельности они позволяют понять, как юрисдикция далекого прошлого пыталась воздействовать на окружающее общество.

Из всех тюрем средневекового Парижа сохранились только один реестр заключенных Шатле и фрагменты другого реестра заключенных за 1412 год, а также реестр заключенных юрисдикции капитула Нотр-Дам за 1404–1406 годы (Arch. Nat. Z2/3118)393. Хотя сохранились только два непосредственных свидетельства по средневековому Шатле, мы смогли доказать, что ведение этих списков заключенных засвидетельствовано здесь не позднее, чем с 1320 года, то есть задолго до 1499 года, когда королевским указом была предписана систематическая регистрация заключенных394. Первые книги, сохранившиеся в аббатстве Сен-Жермен-де-Пре и Консьержери-дю-Пале, датируются XVI веком, но мы знаем, что аналогичные реестры велись в епископальном церковном суде Парижа в XIV веке, самое позднее в 1385 году395. Таким образом, реестр заключенных является инструментом, принятым в значимом количестве парижских судов в конце Средневековья: в королевской юрисдикции Шатле, епископской юрисдикции церковного суда, капитулярной юрисдикции Нотр-Дама, даже королевской юрисдикции Консьержери и дворянской – Сен-Жермен-де-Пре.

На примере Шатле уже было показано, что при такой регистрации суд и его тюрьма действуют в рамках времени города396. Мы ставим себе здесь задачу показать, что тюрьма точно так же воздействовала и на городское пространство. Действительно, реестр 1488–1489 годов, к которому будет относиться исследование, не только указывает фамилии арестованных и судебных приставов, производивших арест, но и дает пространственную информацию: адрес проживания заключенного, а иногда и место ареста, c ориентацией относительно сети населенных пунктов округа (приходов) либо дорожной сети города (улицы, площади, мосты, перекрестки, порты). Таким образом, хотя в реестре заключенных ничего не говорится о распределении заключенных внутри тюрьмы, он содержит немало пространственных данных, касающихся арестов, произведенных королевскими приставами за пределами крепости Шатле. Эти данные не задокументированы иным способом, поскольку рапорты, которые составляли приставы, не подлежали систематическому сохранению. Однако арест был очень конкретным способом проецирования власти в пространство. Способом тем более действенным, что сроки тюремного заключения были относительно короткими: в 1412 году, как и в 1488–1489 годах, доля заключенных, покинувших Шатле на следующий день, составляла 70%. Таким образом, опыт тюремного заключения во многом был связан с арестом. В этом смысле средневековое тюремное пространство, осененное начиная с XIX века таким количеством выдуманных образов, не ограничивалось стенами тюрьмы, а распространялось, за счет действий приставов, на улицы города и дороги превотажа. Разумеется, аресты были лишь частью пространственной деятельности судебных приставов: осуществляемые ими публичные призывы и оглашение документов397, торги с молотка, конфискация имущества и приведение осужденных к месту казни предполагали множество других перемещений. Но остальные действия приставов Шатле не так хорошо задокументированы, как аресты.

Вопросы, на которые пытается ответить наш анализ пространственных данных из судебной книги 1488–1489 годов, касаются территориального аспекта деятельности Шатле: были ли приставы распределены по географическим секторам, была ли их работа организована по пространственному принципу? Можно ли говорить о повсеместном присутствии королевской юрисдикции? Ответы на эти вопросы важны для выяснения того, как юрисдикция могла воспринимать и задавать городское пространство в конце Средневековья. В то время поимка людей была далеко не очевидным делом во многих регионах Европы, но при этом в иных местах она была мощным инструментом утверждения власти398.

Наши исследования, основанные на использовании одного образца из судебной книги Шатле 1488–1489 годов, носят предварительный характер. Полный судебный регистр насчитывает 220 листов и охватывает период с 14 июня 1488 года по 31 января 1489 года с пропуском дат 13–15 января между листами 204 и 205, при общем числе в 229 дней, 1874 задержаний и более 2500 узников. Выбранный образец соответствует 57 листам, 472 единицам текста за период с 30 сентября по 29 ноября 1488 года, то есть четверти от общего объема реестра, 26,6% от количества описанных дней функционирования и 1/4 от общего объема зарегистрированных задержаний. Транскрипция этих 57 листов позволила сформировать базу данных полуавтоматическим способом, сохранив только аресты, произведенные приставами (в основном работающими днем) и сторожами (ночью), и оставив в стороне записи, соответствующие срокам, объявленным в тюрьме уже заключенным туда задержанным. Арестов за пределами Шатле насчитывается 373, они касаются 512 заключенных и были произведены в основном 153 приставами (354 ареста) и, во вторую очередь, сторожами (19 арестов). Посмотрим на места, где действовали эти люди. По внутреннему пространству города сведения о местах ареста были стандартизированы и привязаны к уличной кодировке, предложенной платформой и ГИС ALPAGE399. Аресты, произведенные сторожами, очень специфические и немногочисленные400, были исключены из последующего анализа. Аресты, произведенные судебными приставами Шатле в октябре и ноябре 1488 года, были осуществлены на 101 проезде/дороге Парижа. Хотя делать окончательные выводы на основании двухмесячной выборки надо очень осторожно, карта 1, где фигурируют эти проезды, кажется весьма показательной. Она показывает, прежде всего, что люди Шатле действовали в масштабе всего города: задействованы оба берега Сены и остров Сите. Однако калибровка пространственной информации в регистре – средняя: места задержания указаны там по дорогам, гораздо реже по домам и вывескам (названиям лавок), которые к тому же было бы трудно привязать к местности, – так что карта 1, отражающая маршруты, преувеличивает размеры реального пространства действий приставов Шатле. Несмотря на такое документальное подспорье, явственно видны некоторые пробелы. При внимательном чтении можно выделить группы улиц, на которых приставы вообще не производят арестов: западная часть левого берега на дорогах аббатства Сен-Жермен-де-Пре, восточная часть города вокруг монастыря Нотр-Дам, северо-западная четверть правого берега на дорогах епископата401. Это говорит о том, что права на дороги и проезды представляли собой нечто гораздо большее чем просто городское обременение для владевших ими дворян402: они также были связаны с властью арестовывать людей.