Оберт знал, что такое доверие и благосклонность рейхсфюрера и самого Брауна и во что воплощается их подозрение в нелояльности.

– Но вы так и не назвали время, – еще резче напомнил ему Гиммлер.

– Останавливаемся на десяти минутах.

– Ну вот, это уже ясность, – суть смягчил тон рейхсфюрер. – Внешне наше предупреждение будет свидетельствовать о высшем проявлении гуманности по отношению к американцам. Объявив конкретную цель и точное время нанесения удара, мы, таким образом, даем американским военным возможность подготовиться к уничтожению нашей ракеты, а гражданским лицам – покинуть район удара. Разве это не по-рыцарски?

– Слишком по-рыцарски, – с солдатской простотой рубанул Кальтенбруннер. – Они этого не заслуживают.

– Но, с другой стороны, нам известна спесь американского руководства и командования, которые не верят в существование у нас ракеты такой дальности. Они будут убеждать своих граждан, что фюрер блефует. Тем разительнее будет психологический шок, вызванный в Америке нашим точным и очень разрушительным ударом. Поэтому, Браун, и вы, Оберт… Я предупреждаю вас о личной ответственности перед фюрером и рейхом за технические гарантии операции. Когда ультиматум будет предъявлен, никакой речи о переносе срока нанесения удара, а тем более – об отмене операции быть не может. И никакие оправдания приниматься не будут. Надеюсь, это вы понимаете?

Браун и Оберт молча кивнули и опустили головы, словно уже сейчас сложили их на плаху рейхсфюрерского жертвенника.

– Цель, господин Браун, мы с вами уже определили, – Гиммлер обвел взглядом присутствующих, каждого персонально «расстреляв» поблескиванием свинцово-матовых стекол своих очков-велосипедиков в тонкой металлической оправе, и продолжил: – Им станет самое высокое и самое приметное здание Нью-Йорка, именуемое американцами… – Название Гиммлер забыл и обратился к своим запискам, однако Вернер Браун, неплохо владевший английским, подсказал:

– Эмпайр Стейт Билдинг.

– Вот именно, – не решился повторить это название рейхсфюрер. – И я хочу, Скорцени, чтобы вы это название запомнили, поскольку непосредственное руководство подготовкой диверсионного акта в США поручено вам.

Скорцени склонять голову не стал и внешне вообще никак не отреагировал на слова рейхсфюрера, но понял, что в ближайшие недели ему предстоит очень ответственная операция, участие в которой, увы, не освобождает его от выполнения ранее данных заданий. Зато Браун, Оберт и подполковник Альбертс, кто с любопытством, а кто и с опаской, взглянули на гиганта со свирепым лицом, искореженным глубоким рваным шрамом.

– Вы слышите меня, Скорцени? – кольнула рейхсфюрера такая невозмутимость личного агента фюрера.

– Будет выполнено, рейхсфюрер, – проскрежетал своим камнедробильным голосом обер-диверсант рейха. И, в свою очередь, тяжелым, оценивающим взглядом прошелся по Гиммлеру.

– Не позволю себе усомниться в этом, штурмбаннфюрер. А теперь доктор Браун кратко и внятно изложит нам суть технической проблемы этой операции и выскажет свои пожелания диверсионной службе СД.

– Благодарю, господин рейхсфюрер. – Браун прокашлялся и, волнуясь, заговорил неожиданно высоким, срывающимся голоском нашалившего гимназиста:

– К этому удару ракетный центр готовился давно. Еще в начале 1941 года, задолго до начала русской кампании, у нас появился проект обстрела США трансатлантическими двух– или даже трехступенчатыми ракетами. Исходя из этого проекта, я поручил профессору Оберту сконструировать такую ракету, которая могла бы достичь Нью-Йорка, а также определить, какое количество и какого именно горючего ей понадобится и каковой будет хотя бы приблизительная стоимость подобного снаряда.

«По крайней мере, не пытается приписать себе заслуги подчиненного, – резюмировал Скорцени, – что уже делает ему честь».

– В октябре того же года основные расчеты были готовы, – продолжил тем временем Ракетный Барон, – о чем я немедленно доложил вам, господин рейхсфюрер, а затем, уже вместе, мы докладывали фюреру.

– Фюрер идею одобрил, – подтвердил Гиммлер, – и приказал приступить к созданию такого оружия возмездия. Непонятно только, почему нашим конструкторам понадобилось почти три года для того, чтобы этот приказ вождя выполнить.t

Это уже был удар ниже пояса. Браун и Оберт переглянулись, а затем спасительно, но слишком уж преждевременно перевели взгляды на Скорцени, который слышал об этом проекте впервые.

– Признаю, господин рейхсфюрер, – нашел в себе мужество Герман Оберт, – что первоначальный проект оказался несовершенным. Скорее, он был лишь базовым, основываясь на котором, с участием господина Брауна и других инженеров-машиностроителей[30] была сконструирована «Америк-ракета, А-9, А-10», которую мы готовим сейчас к запуску. В техническом плане это значительно усовершенствованная ракета Фау-2, – явно увлекся Оберт, перенимая у Брауна инициативу. – Чтобы вы представляли себе, что это за грозный снаряд, укажу, что длина его достигает 29 метров, она загружается тонной взрывчатки и дальность полета ее – пять тысяч километров, что соответствует расстоянию до Нью-Йорка. У меня все, извините.

Браун выжидающе взглянул на Гиммлера, но тот продолжал смотреть куда-то в окно, словно ожидал, что «Америк-ракета» стартует прямо сейчас, из внутреннего дворика этого старинного здания.

– А теперь то главное, что вынуждает нас обратиться к отделу диверсий службы безопасности СС, то есть к вам, господин Кальтенбруннер, – отдал он должное чину и должности обергруппенфюрера, – и к вам, господин Скорцени.

– Излагайте, – наконец-то ожил доселе безучастно наблюдавший за всем происходящим Эрнст Кальтенбруннер. И, решив, что его миссия на этом совещании завершена, вновь ушел в глубинное молчание, словно залегшая на грунт субмарина.

– Особенностью этой трансатлантической ракеты является то, что она подлежит радионаведению на конкретную цель. Причем наведению не с места запуска, а из района заданной цели. К такому решению, насколько мне известно, конструкторы никогда ранее ни в одной стране не приходили. С устройством специальной портативной радиоаппаратуры мы познакомим агентов, которые будут выполнять это задание в Штатах. Поэтому я не стану утомлять вас техническими выкладками, а скажу: ракета – в стадии готовности, радиомаяк изготовлен.

– Вот как! – совершенно некстати, но зато достаточно глубокомысленно изрек Кальтенбруннер, заставив всех, включая и самого Гиммлера, насторожиться. Все ждали, что вслед за этим изречением последует какое-то объяснение, однако начальник полиции безопасности и службы безопасности даже не заметил, что привлек к себе всеобщее внимание.

«Это свидетельствует о том, – не менее глубокомысленно извлекал урок из данной ситуации Скорцени, – что нельзя приглашать на подобные совещания людей, которые к разрабатываемой операции никакого отношения не имеют. – Но тотчас же уточнил: – Впрочем, переправлять наших агентов, скорее всего, придется на субмарине, и тут уж пригодится знакомство обергруппенфюрера с главкомом ВМС гросс-адмиралом Деницем».