превосходила. Я долго собирал и несколько минут едва держал грозовую тучку, а Лея сходу выдала разряд. Уверяю, испытания гильдийцев ей более чем по силам.

Сальвадор на миг закрыл глаза. От сердца почти отлегло.

– Книгу подбросил? – уточнил он напоследок.

– Да, фолиант она забрала, хотя я уже сомневался. Наша Лея переменилась. Мне думается, что можно было просто предложить ей помощь в подготовке, а не играть в эти ваши гордые игры.

– Спасибо, что не отказал, – Сальвадор приложил ладони к груди. – Сознаюсь, удивлен, что ты не расторг соглашения после ее побега.

– Вами движет отцовская любовь, а мне все еще любопытно, чем обернется для нас это приключение. Семейная жизнь обещает не быть слишком тоскливой. Брак только обсуждается, а мне уже прилетело ведром, – Алессан поправил компресс на голове. – Впрочем, я сам не удержал щита. Новую Лею трудно вообразить опустившейся до мелких дрязг.

Отец Леи позволил и себе, наконец, улыбку.

– Признай, тебе досадно, что она не узнает правды?

– Отчего же, – хитро возразил юноша, – я приберег ей весточку. После экзаменования на книге проступит посвящение “Лее Астер на долгую память от Лиса.”

Обед в “Золотом шафране”

В Итирсисе: 22 апреля, суббота

"Золотой шафран" определенно стоил внимания – даже если затем досадливо сослаться на лекарские диетические предписания и вернуть перечень блюд с расценками шустрому половому.

Прижимистая Виола уже всерьез подумывала прибегнуть к этой нехитрой стратегии, когда Себастьян уверенно подцепил ее на локоть и галантно протащил через умопомрачительные цветочные джунгли. Он тоже обладал фамильным упрямством, а в данном случае на кону было мнение магички о широте их инвестиций.

Любовь Алонсо Давидовича к ботанике развернулась в его трактире полною мерой. Виола и прежде слышала, что “Золотой шафран” похож на буйный сад, но не могла и представить, что стены укрыты густой листвою, а с потолка свисают вьюны вперемешку с фонариками. Столики и кадки выползли уже на летнюю террасу, настилом занявшую часть площади Музыки. В теплый сезон свободных мест на ней не бывало, даже ливень придавал веранде особый шарм, обволакивая струями невидимый глазу магический купол.

– Я не буду много есть, – прошептала Виола, мысленно переводя чудный декор в наценку для посетителей. Вопреки упованию, Себастьян не вдохновился ее аскезой и не гарантировал ничего подобного.

Внутри трактира можно было отыскать местечко, хотя самые уютные уголки и ниши были давно захвачены. Распорядитель зала устроил артефакторов у подножия лестницы на открытый второй ярус, обрамленный перилами в сетях душистого горошка. Верхний уровень был еще прекраснее, но лежал под игом щебечущих барышень, обожательниц высоких окон с видом на весеннюю площадь.

Маг и его сестра устроились чинно, церемонно улыбнулись пойманным взглядам. Деловые привычки города Виола перехватила с легкостью, но среди здешней праздной роскоши находила себя деревенщиной и дичилась. Она получила должное образование в области этикета, но оттачивать его можно было разве что на редких вечерах местечковой аристократии: заезды соседей на чай суровостью правил не отличались.

Перечню блюд девица обрадовалась как родному, укрылась им на манер щита и вдумчиво прочла случайную строчку два десятка раз, будто ища скрытое послание за "Апельсином в карамели".

В отличие от Виолы, Лея уже не открывала рта, переступая порог. Вполне осознавая, что вызовет новый виток сплетен, она загодя выверила каждую складку на платье, каждую прядь волос закрепила на месте – используя, где надобно, и магию.

В "Золотой шафран" она вплыла лебедушкой в бледно-голубом с темными лентами на поясе. Лебедушка едва касалась грубых досок пола и уповала, чтобы легкий подол не зацепил чужого сапога.

Матроны, узнавая беглянку оборачивались на грани приличия, но свои ухоженные брови хранили недвижимы. Лея кивала им, одаривала парой слов. Дамы с любезностью отвечали, клонили головы к пудреным плечикам, однако приобретенный за годы светский лоск отвратил скороспелые реплики. Очевидно, волю языку они дадут позже под сенью купола беззвучия, но уж никак не примутся воспитывать чужую дочь прилюдно.

Считая свой выход состоявшимся благополучно, Лея явилась пред очи взволнованных артефакторов.

Виола тишком выглянула из-за края своего щита, обнаружила цель и, коротко глубоко вздохнув, погнала одолевшее смущение.

– Прекрасно выглядите, Лея Сальвадоровна, – улыбнулась она со всем радушием, пока половой услужливо двигал стул для магички.

Будь Лея Астер чуть менее в себе уверена, этот простой комплимент напомнил бы ей, что прошлым вечером она сей дежурной лести не удостоилась. Однако, к добру или худу, о себе она судила не по откликам собеседников.

– Приятно лицезреть и вас при свете, Виола Базилевна, – ответила она, стараясь приглушить высокомерие, с которым миновала чужие столики. Лея даже сама подивилась, что с горожанами держит себя куда проще, а в обществе к ней против воли вернулась вся спесь магистерской дочери. Оглядывая артефакторов, она не сумела избежать заключения, что они располагаются ниже нее по статусу.

Будучи прекрасно знакома с местной кухней, она едва взглянув на перечень блюд и заказала легкий обед. Виола отметила, с какой тщательной небрежностью Лея провела тем самым черту: по одну сторону помещалась она, столичная магичка – артефакторы же остались в невидимой компании купцов и провинциалов.

– Что посоветуете попробовать, Лея Сальвадоровна? – спросила Виола, обозначая, что границу она ощутила прекрасно и в подруги не набивается.

Лея расправила салфетку и задумалась не более чем на мгновение.

– Лосось на восточном рисе изумителен, – рекомендовала она, желая ответить мягко, но вышло – снисходительно.

Виола, не большая поклонница рыбных блюд, дипломатично вняла совету, но положила быть в другой раз умнее и не искать помощи при выборе десерта. Себастьян после приветствия выбрал блюдо сам, затем сцепил руки в замок и занял выжидательную позицию.

Похвалили погоду. Отметили интерьер трактира. Исчерпали на этом светские темы, но Виола никак не могла поймать привычный кураж. Она подготовила речь заранее, но в присутствии Леи Астер и пары десятков аристократов ей все мнилось, что следует исполнить еще несколько вежливых оборотов, прежде чем завести речь о насущном деле. Что-то в магичке мешало говорить с ней о работе, да и вчерашнее изумление было еще неприятно живо в виолиной памяти.

В конце концов Лея сама повернула беседу в нужное русло.

– Расскажите о вашей мастерской, – предложила она с удручающей деликатностью. Виола чувствовала, что напрочь теряет управление беседой, но это приводило ее лишь в большее замешательство. Впрочем, говорить о ее детище она могла часами, и уж точно никому не случалось просить ее об этом дважды.

Она завела речь осторожно, подражая изысканному окружению, сама себя воодушевила и в скором времени