Когда она забеременела, то переехала в дом Луццатто, поближе к Габриэлле и их подрастающим сыновьям. Она боялась, что Книжник не позволит ребенку появиться на свет. Мозес сам сообщил ему, что Хедвига ждет дочь. Говорил, как он рад, что у Книжника будет настоящая семья. Он фактически вынудил его дать обещание не приближаться к Хедвиге до тех пор, пока она не родит. И через пару лет, крепко выпив, признался Книжнику, что и сам боялся и переживал за ребенка. Бедняга Мозес. С каким облегчением он вздохнул, когда понял, что Книжник принял Малютку. А когда ее не стало, он единственный не побоялся прийти к нему ночью в темный опустевший дом. Чтобы просто быть рядом.

Книжник встряхнулся. Совсем скоро все изменится. Малютка будет жива, а Книжник исчезнет. Каким станет тот, другой? Слабым? Посредственным? Счастливым? Впрочем, это не имело никакого значения. Каким бы ни оказался Александр Порох, он станет куда лучшим отцом для Малютки, чем Книжник. Ему не было жаль своего прошлого, он не умел сочувствовать даже самому себе.

Услышав за дверью осторожные шаги, Книжник поднялся. Это не Вяземский. Профессор ступал тяжело и неуклюже, и Книжник узнавал о его приближении раньше, чем тот появлялся в коридоре. Переместившись за спину гостя, Книжник увидел Бельского. Генерал стоял перед дверью, слегка наклонив голову и закрыв глаза. Прислушивался, пытаясь понять, есть ли кто-нибудь в комнате. Книжник знал, что Бельский не решится войти. Куда проще послать вместо себя Вяземского. Или Терехова. Генерал всегда предоставлял шанс умереть другим, часто оставаясь вне зоны им же спланированных операций. Поэтому до сих пор был жив. Убивать его не было необходимости. Ни сейчас, когда волна временны́х изменений вот-вот сметет настоящее, создавая новую реальность, ни в то время, когда Бельский охотился за ним, посылая на смерть своих людей. Смерть генерала позабавила бы Книжника, но сейчас у него не было настроения развлекаться. Он исчез во времени раньше, чем Бельский открыл глаза. Оставляя генерала наедине с его трусостью и бессилием.

5 февраля 2016 года

Москва. Центр исследования аномалий. 11:15

Едва Вяземский вошел в кабинет, на него набросился Бельский. Судя по перекошенному лицу, генерал был в ярости и готовился стереть профессора в порошок. Но увидев бледное посеревшее лицо приятеля, остановился. Собрал волю в кулак и как можно спокойнее произнес:

– Я всю ночь проторчал на сраном чердаке, Петр. Почему ты не предупредил меня, что уедешь?

– Ты помнишь моего деда, Володя? – вместо ответа задал вопрос профессор.

Бельский замолчал, обескураженно глядя на Вяземского, с которым явно что-то происходило.

– Помню. Но при чем тут Николай Гаврилович?

– Помнишь, как мы носились во дворе до позднего вечера, а потом приходили к нему ужинать? Как он отпрашивал нас у родителей, и мы не спали, слушая его истории?

– Петр, в чем дело? С чего ты ударился в воспоминания? – Глаза профессора горели таким лихорадочным блеском, что Бельский всерьез испугался за его рассудок.

– Я так устал, Володя. Совсем запутался. Я больше не знаю, где правда, а где ложь. Я помню наше детство, помню, как он играл с нами. И при этом точно знаю, что мой дед не пережил блокаду. Он умер больше шестидесяти лет назад, еще до моего рождения.

Бельский шумно сглотнул. Поискал глазами пустые бутылки и не нашел. Значит, профессор не пьян. Да и не выглядел Вяземский пьяным – скорее усталым, больным. Неужели он все-таки сошел с ума?

– Нет, – как можно тверже ответил генерал. – Твой дед, Николай Гаврилович Вяземский, умер в 1995 году. Я лично приезжал на его похороны, хотя это едва не стоило мне карьеры. Он не погиб в блокаду. Времена были страшные, но нашим войскам удалось проделать брешь в осаде противника. Это спасло тысячи людей. Твой дед одним из первых узнал об этом – помнишь его дневник? Его спас солдат, который привез в город продукты. Эта история есть во всех учебниках, Петр.

– А ты помнишь, как дед описывал этого солдата? – Вяземский посмотрел на генерала взглядом, от которого тому стало не по себе.

– Смутно. Высокий, татуировка на руке… – Бельский осекся. – Что ты хочешь этим сказать, Петр?

Вяземский полез в портфель и достал старую потрескавшуюся записную книжку. Протянул ее Бельскому.

– Я оставил закладку. Читай.

Бельский пробежал глазами по исписанным страницам и с исказившимся лицом отшвырнул дневник к стене.

– Нет! – он почти кричал. – Нет. Этого не может быть, это просто чудовищное совпадение. Мало ли таких солдат. Это не… – генерал задыхался не в силах выговорить отвратительную догадку профессора.

– Это Книжник, Володя, – тихо сказал Вяземский. – Он изменил прошлое и спас моего деда от гибели. – С минуту помолчав, добавил: – Не думаю, что намеренно.

Бельский покачал головой. Вяземский ошибается. От бесконечного страха профессор все-таки тронулся умом.

– Хорошо, – генерал решил подыграть Вяземскому и попробовать логически опровергнуть его фантазии. Тщательно подбирая слова, Бельский заговорил:

– Давай на минуту представим, что ты прав. Почему об этом помнишь только ты? И зачем Книжнику углубляться так далеко в прошлое? Он родился в семидесятые, не раньше. И ты уже успел убедиться, что Книжник далек от романтических идей по спасению человечества. Ему наплевать на всех, Петр. Он убийца, а не герой.

– Да. Я видел, что он сделал с полковником Тереховым.

– Откуда ты знаешь Терехова? – генерал почувствовал слабость в ногах и тяжело опустился на стул.

– Ты послал его убить Книжника.

– Нет, не посылал. Мы договорились с тобой, что ты подашь мне сигнал из комнаты Уварова, когда Книжник появится там. Я ждал, когда ты зажжешь свет и дашь мне возможность выстрелить, – Бельский встретился глазами с профессором и отвел взгляд. – Когда Терехов был здесь?

– Не знаю, Володя. Вчера. А может быть, сегодня. События расплываются в памяти, и мне трудно понять, какие воспоминания настоящие. Когда ты говоришь о нашем договоре, я вспоминаю его и чувствую, что это тоже истина. Но я уверен также, что полковник Терехов заходил в комнату Уварова и умер одной из самых страшных смертей, какую я только могу себе представить.

– Но я не посылал Терехова, – в отчаянии повторил генерал. – Я бы никогда не подставил его под Книжника. Он мой друг. У него жена беременна. К тому же я всегда хотел убить Книжника сам.

Бельский подошел к стене и поднял записную книжку Вяземского. Полистал страницы, вчитываясь в содержимое. Словно искал что-то, что могло подтвердить слова профессора. Или разрушить его иллюзии. Остановившись на одной из страниц, Бельский вдруг побледнел и поднял глаза на профессора.

– В каком году ваша семья уехала из Ленинграда?

– Не помню точно. В семидесятые. Я был еще ребенком.

– Твой дед, – генерал говорил очень медленно, потрясенный внезапным открытием, найденным на страницах старого дневника, – пишет, что отнес плитку шоколада соседке и ее маленьким сыновьям. Анечке Порох, – в голосе Бельского появились нотки нетерпения. – Мне надо знать, как звали этих мальчишек.