Несостоявшаяся трапеза в Салониках очистила Аркашу в моих глазах почти полностью, поэтому я позволяла себе проводить время в его обществе, а ему угощать себя мороженым, пиццей и всем, чем был богат буфет ко второму завтраку, обеду и ужину. Еще следует добавить, что багаж засидевшихся путешественников неотлучно находился при них, так что мы с Аркашей по очереди караулили чемоданы, что помогало каждому отлучаться ненадолго.

Короче, ко времени долгожданного отлёта мы с Аркашей почти составили дружную супружескую пару, даже успели один другому поднадоесть в лучших семейных традициях. Когда объявили рейс на Салоники и Афины совместно, Аркаша подхватил свои вещи и был таков, лишь бросил невнятную фразу, что надеется со мной как-нибудь встретиться. Естественно, я приняла обещание за чистую вежливость и легко согласилась на когда-нибудь и где-нибудь.

Объявление рейса на Ираклион последовало через полчаса, и уже полным вечером после множества разных мытарств я села в самолет и не заметила, как взлетела, поскольку простояла на ногах почти десять часов кряду. Ночной перелет на Крит оставил незабываемое впечатление, в основном потому, что я не могла нарадоваться, что сижу в кресле и могу скинуть туфли.

Маленькое нота бене, пришедшее в голову во время запоздалого рейса над Европой. Расположившись с удобством у иллюминатора, я наряду со всем прочим задумалась, а какого, собственно, черта магнат Константин Рыбалов собрался лететь пошлым чартером среди простого отдыхающего люда? Наверное, для конспирации или же покойник решил слиться с народной массой, чтобы не отрываться от почвы – я нашла оба варианта вероятными и на том успокоилась. Правда, как бы повел себя Костя в конкретном случае, а именно, стал бы он сидеть сутки в аэропорту или же нет?

Не знаю, как управился бы с неувязкой покойный Костя, он мог арендовать личный авиалайнер, а мне оставалось мириться с фактом, что на остров Крит я попаду на рассвете, а не на закате, и вместо ужина меня ждет шведский стол с завтраком в роскошном отеле «Кактус на пляже». В название приморской гостиницы на побережье древнего острова вкрался некий казус, по всяком случае с переводом у меня возникли мелкие проблемы. Официально отель звался английским именем Cactus Beach, что означало "Пляж кактусов" либо "Кактусный пляж", но обилие кактусов на пляже несколько смущало, ни садиться, ни ложиться в колючие заросли не хотелось. Поэтому я сочла возможным упомянуть лишь один экземпляр и звать отель «Кактусом на пляже». «Пляжный кактус» нёс тот же смысл, но оба названия отдавали эстрадным юмором. Не стану даже упоминать слуховые ассоциации, поскольку имелся омоним, превращавший отель в грубое англоязычное ругательство.

Однако как ни зови, но до «Кактуса на пляже» путь оказался далёк, долог, и усеян терниями. Мне по наивности казалось, что неувязки остались в отечестве, а курортный рай примет туристов без сучка и задоринки, но увы и ах! Примерно за полчаса до посадки пришло известие, что наш лайнер сесть в Ираклионе не сможет. То ли его размер превышал возможности полосы, то ли совсем наоборот – отнюдь не важно, но садиться предполагалось на южном берегу Крита вместо северного. Правда, пилюлю нашли чем подсластить, радиограмма заверила, что греческая фирма встала на уши и подогнала автобусы к запасному аэропорту, пассажиров доставят в Ираклион через три часа, а оттуда развезут, как положено.

Обалдевшие курортники приняли новость без восторга, но деваться было некуда, пришлось высаживаться почти в чистом поле и идти в стеклянную будку, где размещались аэропорт, таможня и паспортный контроль. Вот там мне пришлось особенно худо. Я оказалась единственной персоной, владеющей иностранным языком, поэтому переговоры с не готовым к нашествию персоналом свалились на мою голову. Представители фирмы-приемщицы маячили в стеклянном отдалении, а я диктовала публике по буквам, что писать в декларациях, также помогала сверять с паспортами родителей многочисленное потомство, вяло пасущееся вокруг. Без меня управилось лишь семейство из Норильска, и то за счёт сына Олежки, он единственный из остальных мог связать пару английских слов.

В конце концов сверка чужих документов с однотипными детишками ввергла меня в транс и подвигла на вопль души, разом прекративший мучения. Я с трудом составила корректную английскую фразу, но после поняла, как смехотворно она прозвучала. Примерный русский перевод гласил: «Господа офицеры! Имейте милосердие ко мне лично! Если здесь останутся лишние дети, то клянусь Богом, я возьму их себе!» Зевающая таможня и сонный паспортный контроль согласились облегчить продедуру и стали считать лишь взрослые головы, а дети подстраивались сами. В автобус я села без всякого состояния, не чувствуя ни души, ни тела, окончательно слившись с природой.

Первый из рассветов на дивном острове Крит я встретила между небом и морем, на горной дороге вблизи Ираклиона. Пересадку из одного автобуса в другой проводили какие-то фирменные греки, я исправно следовала указаниям и не заметила интереса ни к «Кактусу», ни к своей персоне, всё шло кувырком, но по естественным причинам. Оказалось, что накладка с «Аэро-Пасификом» длится второй день подряд, и в Ираклионе скопилась толпа озверевшей публики, чей самолёт не пришел вчерашним днём. Бедняги провели бессонную ночь, а утром шумно ждали перемещения на тот забытый Богом аэродром, откуда привезли нас, и где ждал покинутый авиалайнер.

Собственное смурное состояние плюс замотанность местного персонала не дали заметить ничего лишнего, я села в следующий автобус и думала только о персональном душе, шведском столе и чуть-чуть о море. На заднем плане отключённого сознания проплывали обрывки наблюдений, что, пожалуй, древний и дивный остров Крит больше похож на Крым где-то у Гурзуфа, чем на колыбель древнейшей европейской цивилизации. Однако по сравнению с завтраком и душем путевые впечатления шли стороной, в тот момент я бы въехала в райские кущи и спросила, где там можно поесть и помыться.

Соотечественные спутники пребывали примерно в том же состоянии, и с каждой остановкой их становилось меньше. Автобус следовал от одного отеля к другому, юноша Михалис (наконец он проявился) поочередно их размещал.

Отели вырастали в самых неожиданных местах, автобус петлял по побережью, а у меня сон мешался с явью, казалось, что еще немножко и я высажусь в Никитском ботаническом саду, вот он виднеется в излучине.

– Кто у нас в "Кактусе"? – неожиданно спросил Михалис на хорошем русском языке.

Следующим мигом я очнулась на полугрёзе, в которой буйная растительность переплелась намертво цветами и лианами. Автобус встал посреди шоссе, в двух шагах шумело море, с другой стороны среди реальной зелени и цветов виднелось нагромождение кремовых строений и башенок.

– Вы в "Кактус" – переспросил Михалис, когда я поднялась. – Сами сможете объясниться? А я подойду, ладно?

Спускаясь на землю, я отметила, что гид в курсе моего английского, а в автобусе осталось лишь норильское семейство, чей отель был конечным пунктом маршрута.

За моей спиной автобус фыркнул и уехал, я подхватила чемодан и растерянно обозрела несколько входов в лабиринт цветущей растительности, он предшествовал видимым признакам отеля.