А потом открыть словарь Даля и выяснить, что «сермяжниками» называли крестьян, и что существовала забытая ныне пословица «Своя сермяжка никому не тяжка». А о тех, кому в XIX веке удавалось подняться по социальной лестнице, говорили: «Из сермяжников и в бархатники выхаживали».

«Армяк» (согласно все тому же Далю) – это более дорогая ткань, которую делали из «верблюжьей шерсти (подшерстка, пуха)», а также мужская одежда, сшитая из нее. Занимались изготовлением такой такни, по большей части, татары. Когда читатель XIX века открывал стихи Некрасова и читал:

ему сразу становилось ясно, что герой знавал и лучшие дни. И в самом деле, прежде Влас не брезговал ничем, чтобы нажить богатство:

Если же крестьянину удавалось справить себе армяк, он носил его до тех пор, пока тот еще держался на плечах. В другой поэме Некрасова «Размышления у парадного подъезда» у одного из мужиков-просителей – «армячишко худой на плечах».

Самой простой крестьянской обувью были лапти. Их плели из лыка – луба молодой липы и других лиственных деревьев. Добыть лыко было несложно, о чем говорит такая частушка:

Работа немудреная, поэтому выражение «лапти плести» означало еще «неумело, нескладно говорить».

Зимой же носили валенки, обувь, «свалянную» их шерсти. Очень теплая, она, тем не менее, была непрочной, поэтому ее нужно было подшивать снизу плотной материей. В известной народной песне девушка упрекает своего кавалера:

Валенки ушли из нашей жизни совсем недавно. А может еще и не ушли! По крайней мере, в детстве я их носила – и помню, какие они были теплые и удобные. Правда, подшивать их не приходилось, ведь XIX век подарил нам калоши или галоши. Это слово то ли французского, то ли немецкого происхождения (французские – «galoches» и немецкие – «die galoschen») имеет богатую литературную историю, включающую в себя, к примеру, сказку Ганса Христиана Андерсена «Калоши счастья», многие цитаты из произведений Корнея Ивановича Чуковского, посвященные двум неунывающим крокодильчикам Кокоше и Тотоше, которые обожали кушать калоши, и стихотворение Зои Петровой о добром мальчике Алеше, решившем поделиться своей галошей с кошкой. Но в «реальной жизни», на улице, я давно уже не видела галош. Так что, вероятно, очень скоро и это слово станет устаревшим.

* * *

Пока мы рассуждали только о крестьянской одежде, которая долгое время оставалась гораздо консервативнее одеяний дворян. «Высокая» же мода в XVIII и в XIX веках была не менее мимолетна и причудлива, чем в веке XXI. В предыдущей главе я перечисляла предметы одежды и аксессуары, без которых было невозможно появиться на Петровских ассамблеях: «роба», «фижмы», «корсет», «шлейф», «парик», «мушка», «веер» и т. д.

Век спустя едва ли половина этих слов все еще была актуальна. Женщины продолжали носить корсеты, но те уже не были броней, от которой в груди «спирало дыхание», и зашнуровывались очень свободно. Талия сместилась выше, под грудь, и ее уже не нужно было подчеркивать, затягивая «до обхвата мужских ладоней». Шлейфы вышли из моды (позже они вернутся на придворные платья), парики, мушки и фижмы (каркасы из китового уса, поддерживающие юбки) – тоже. Теперь юбки падали свободными складками и непривычному глазу казалось, будто женщины надели ночные сорочки.

А что же роба? «Исторический словарь галлицизмов[16] русского языка» рассказывает такую историю: