Герой (точнее, антигерой) рассказа Аверченко писатель Кукушкин, как и Ляпис, поленился заглянуть в словарь. Слова казались ему знакомыми, привычными, вероятно, он много раз читал их в других исторических романах. Но оказалось, что читал он эти романы невнимательно и не запомнил точного значения слов «сарафан» и «кокошник». Но мы-то с вами не такие! Мы-то помним, что «сарафан» – это такое платье без рукавов. И, может быть, даже помним, что слово это – не славянское и пришло к нам из тюркских языков. А кокошник – высокий венчик, который надевали на голову русские боярышни и иногда накрывали его сверху фатой из тонкой прозрачной ткани. По крайней мере, так думала я до того, как села писать эту главу. Именно такое представление о кокошниках сложилось у меня, в основном, под впечатлением от костюмов Снегурочки и участниц фольклорных ансамблей. И если у вас в голове «засел» такой же образ, то вы, как и я ошиблись.

Прежде всего, о названии этого головного убора. Оно относится к древнерусским словам и ниоткуда не было заимствовано (во всяком случае, этого не удалось проследить). Происходит оно от слова «кокошь», что означало «курица», «наседка». Кокошник – головной убор замужней женщины; девушка впервые надевала его в день свадьбы, и тогда ей говорили: «Вот тебе кокуй, с ним и ликуй». Главной задачей кокошника было прикрывать волосы, чтобы женщина случайно не «опростоволосилась» – то есть, не оказалась в людном месте с непокрытой головой. Еще одно старинное русское слово! Вот что рассказывает о нем словарь Ушакова:

Но, кстати, прилюдно сорвать с мужчины шапку – опростоволосить его – также считалось оскорблением. Об этом рассказывает издание «Русская мысль и речь. Свое и чужое. Опыт русской фразеологии. Ходячие и меткие слова. Сборник русских и иностранных цитат, пословиц, поговорок, пословичных выражений и отдельных слов», вышедшее в Санкт-Петербургской типографии Академии наук в конце XIX – начале ХХ века:

Но вернемся к нашим кокошникам. Прежде всего, это шапочка из плотной ткани. Ее могли украсить бисером, вышивкой, подвесками. Потом спереди к ней стали приделывать высокий гребень, по форме близкий к треугольнику. Изготавливали его из проклеенного холста, который обшивали лоскутами более дорогой такни – бархатом или штофом – и украшали позументом, узорами из парчи, вышивали золотыми или серебряными нитями, бисером, бусами или жемчугом. Историки полагают, что кокошники или похожие на них головные уборы славянские женщины носили еще в X веке. В таком случае к ним могли пришивать или привязывать височные кольца – бронзовые, серебряные, золотые женские украшения. Их форма различалась в зависимости от племени, к которому принадлежала женщина. Но был ли это знак принадлежности в определенному роду, своеобразный оберег или просто влияние средневековой моды археологи еще не знают.

Поверх кокошника действительно могли накинуть кусок ткани: как тонкую фату, так и убрус – плотное покрывало, украшенное вышивкой.

А как же знакомые нам открытые головные уборы? Их тоже носили, но только девушки, а не замужние женщины. И назывались они хорошо знакомым нам словом – «венец», «венчик». У Жуковского в поэме «Светлана» девушки поют:

Но конечно ни крестьянская девушка, ни мещанка (то есть, незнатная горожанка) не могли позволить себе золотой венец. Им доставался венчик из проклеенной ткани, позже – из плотной бумаги, обтянутый материей и, возможно, расшитый золотым шитьем. В день свадьбы венец снимали, а косу расплетали в бане, потом снова заплетали и закручивали вокруг головы, чтобы надеть сверху кокошник или просто платок. Отсюда возникло выражение «окрутить девку» – то есть, обвенчать, выдать замуж, а вовсе не «обмануть».

* * *

До XVIII века кокошники и венцы носили женщины всех сословий, но после реформ Петра боярыням и дворянкам пришлось от них отказаться. Отныне эти головные уборы стали принадлежностью крестьянской одежды, иногда – мещанской и купеческой. Тогда же в моду вошла разновидность кокошника – «каблучок», цилиндрическая шапочка с плоским дном, открывающая лоб и закрывающая уши. Под нее надевали расшитую бисером поднизь. «Каблучок» был распространен в Тверской губернии.

В конце XVIII – начале XIX века кокошники и сарафаны неожиданно стали символом патриотизма. На портрете живописца из Дании Вигилиуса Эриксена немка Екатерина II предстает перед нами в кокошнике с убрусом.

Филипп Вигель вспоминал, как во время Отечественной войны 1812 года в высшем свете случился всплеск патриотизма, и дамы «оделись в сарафаны, надели кокошники и повязки; поглядевшись в зеркало, нашли, что наряд сей к ним очень пристал, и не скоро с ним расстались».

Потом о кокошниках забыли и вспомнили снова в 1834 году, когда Николай I ввел для придворный дам особую форму, в которой они должны были появляться на торжественных выходах и официальных праздниках; она так и называлась – «русское платье». Для замужних дам в ней были предусмотрены кокошники, а для незамужних – «повязки» или венцы. Французский дипломат маркиз де Кюстин в путевых записках «Россия в 1839 году» описывал кокошник так: «Национальный наряд русских придворных дам импозантен и вместе с тем старомоден. Голову их венчает убор, похожий на своего рода крепостную стену из богато разукрашенной ткани или на невысокую мужскую шляпу без дна. Этот венец высотой в несколько дюймов, расшитый, как правило, драгоценными камнями, приятно обрамляет лицо, оставляя лоб открытым; самобытный и благородный, он очень к лицу красавицам, но безнадежно вредит женщинам некрасивым».