Иван IV пощадил детей князя Владимира от первого брака — Василия, Евдокию и Марию. Старицкий, Дмитровский, Звенигородский уделы и другие меновые земли отошли в государеву казну. Однако Дмитровский удел еще один раз оказался в руках князя Старицкого — Василия.

Царь вспомнил о своем двоюродном племяннике в завещании, составленном в июле-августе 1572 г. Согласно духовной грамоте, в случае смерти государя Дмитров со всеми волостями отходил царевичу Ивану Ивановичу в составе прочих земель, а князя Василия было обещано вознаградить, «посмотря по настоящему времяни, как будет пригоже». Государь вознаградил князя Василия, как только была получена весть о полном поражении крымцев в сражении при Молодях, — в конце августа 1572 г. Сведения об этом дает автор Пискаревского летописца, помещая сообщение о пожаловании в конце статьи «О приходе Цареве на Молоди»: «7080/1572, Того же году пожаловал князь великий князя Василья Володимеровича Дмитровой». Князь Василий совсем недолго владел уделом: вскоре он был умерщвлен, и Дмитров вновь вернулся в государеву казну.

Подводя итог, следует подчеркнуть, что князь Владимир Андреевич Старицкий уже в 1554 г. обладал юридически закрепленными правами регента в случае кончины Ивана IV и наследника шапки Мономаха по смерти его детей. В 1564 г., в свете готовившегося отречения государя, скоропостижной смерти князя Юрия Васильевича и слабого здоровья царевичей Ивана и Федора, князь Старицкий имел очень высокие шансы занять трон. Однако анализ фактов дает основание предположить, что, добиваясь внесения изменений в завещание Ивана IV, Старицкие стремились получить не царские регалии, а отстоять свои права на владение Дмитровским уделом, закрепленные в завещании Василия III.

Семейный спор о земельной собственности вылился за двадцать с лишним лет в смертельное противостояние Ивана IV и княгини Старицкой. Если одна сторона использовала юридические хитрости, чтобы заставить князя Владимира отказаться от Дмитровского удела, то вторая, добиваясь передачи земель, использовала страх государя перед «Божьим наказанием». Вслед за действиями, которые ущемляли интересы Старицких, следовала болезнь самого царя, царицы или кого-то из детей, внутреннее «нестроение» в государстве и внешнеполитические осложнения. Государь был вынужден идти на поклон к двоюродному брату, после чего наступало чудесное выздоровление и решение всех проблем. В противном случае — царь хоронил жен и детей, терпел поражение на полях сражений.

Божественная природа наказания вытекала из того, что несчастья предсказывались либо лицами духовного звания — Максимом Греком, Сильвестром, либо — вкладными записями на покровах, изготовленных в «светлице» княгини Старицкой. Возможно, княгиня Ефросинья искренне верила, что Бог на ее стороне, и что ее молитва, воплощенная в слова тропаря или моления, несет болезни и несчастья врагам или дарует чадородие и успех сторонникам. На первых порах «оружие» княгини действовало безотказно, особенно в тех случаях, когда смерть ребенка в царской семье совпадала с точностью до часа с рождением ребенка у князя Владимира. Под давлением царицы Анастасии, Сильвестра или Адашева Иван IV выполнял требования княгини Старицкой.

Преследуя свою цель, княгиня Ефросинья оттеснила от царского престола других родственников государя — Глинских и Романовых. Вместе с падением Глинских, в 1550-х гг. завершилось сотрудничество Москвы с Аугсбургом. Романовы, не обладавшие большим влиянием при дворе в силу своего недавнего возвышения, были вынуждены следовать за сильнейшей партией князей Старицких и способствовать укреплению коммерческих и дипломатических связей московского правительства с Англией. Внутридворцовые интриги княгини Ефросиньи приносили очевидную выгоду правительству Елизаветы I. Вполне возможно, английские купцы содействовали исполнению «пророчеств», поставляя в «светлицу» княгини пропитанные ядовитым составом шелковые нити и ткани.

Подозрения, что «Божий промысел» имел симптомы отравления ядом, появились у Ивана IV конце 1560-х гг. Если смерть первой жены Анастасии Романовой, наступившую 7 августа 1560 г., царь приписывал «чародейству», то в дальнейшем его вера в «детские страшилы» Сильвестра сильно поколебалась. Проклятия митрополита Филлиппа, произнесенные 22 марта 1568 г. в Успенском соборе, вызвали у государя лишь злую насмешку. По приказу царя в темницу митрополита была передана отрезанная голова его племянника (или двоюродного брата), при этом было сказано: «Вот твой сродник, не помогли ему твои чары». Смерть царицы Марии Темрюковны (6 сентября 1569 г.) уже не оставила сомнений в преступном умысле ближайших родственников государя. Таубе и Крузе приводят слова Грозного, сказанные князю Владимиру Старицкому перед казнью 9 октября 1569 г.: «Ты искал моей жизни и короны, ты приготовил мне яд: пей его сам».

Исследования современных криминалистов подтвердили факт отравления членов царской семьи, включая дочерей, умерших в младенчестве. Содержание в останках царя, цариц и царевен мышьяка, ртути, свинца, цинка, меди и бария в десятки и сотни раз превышает нормы. Согласно мнению ученых, Иван IV и царевич Иван Иванович подвергались отравлению тяжелыми металлами на протяжении многих лет. Предпринимались попытки объяснить превышение норм содержания ртути лечением государя и царевича ртутьсодержащими препаратами от сифилиса, но версия не подтвердилась: «Каких-либо патологических изменений ‹…› на костях обнаружено не было».

Иван IV не без оснований подозревал Старицких, однако после казни князя Владимира, княгини-инокини Евдокии, монахинь Горицкого монастыря и тех лиц, которые могли быть причислены к их сторонникам, загадочные смерти и болезни в царской семье не прекратились. Поминая в послании в Кириллов монастырь постриженного в монахи Варлаама Собакина, дядю скоропостижно скончавшейся в 1572 г. царицы Марфы, государь писал: «Варлаамовы племянники хотели было меня и с детьми чародейством извести, но Бог меня от них укрыл: их злодейство объявилося…». Как видим, в начале 1570-х гг. государь вновь вернулся к версии «наведения лиха». Царь догадывался, что подвергался воздействию яда, но способ его поступления в организм оставался для Ивана IV загадкой на протяжении многих лет. Государь искал отравителей в ближайшем окружении, но, скорее всего, истинные преступники находились значительно дальше.

К XVI столетию западноевропейские ученые достигли больших успехов в изучении различных тонких ядов и в способах их применения. В Италии существовала «школа отравителей», где обучали искусству изготовления писем или других предметов, пропитанных ядом. «Учителя» передавали свой опыт в самой Италии, с выездом в третью страну или брали исполнение заказа на себя, в зависимости от этого определялась цена на услугу.

В Британской библиотеке сохранился документ следующего содержания: «30 ноября 1574. Копия письма, обнаруженного в Брюгге неким иностранным купцом, содержащего сведения о научении искусству убийства лорда Бергли (сэра Уильяма Сесила. — Л.Т.) с помощью яда: “В связи с тем, что я писал Вашей чести по поводу научения в Италии искусству убийства Лорда-Казначея за 6000 крон: дело сдвинулось, когда в Брюссель приехал г-н Ф., и была достигнута договоренность, что 5000 крон будут выданы ему с тем, чтобы он отравил того с помощью письма или каким-либо другим способом; если кто-то другой возьмет на себя исполнение, то он приедет в Антверпен и обучит его, как это осуществить, что будет стоить 3000 крон; а в случае, если для обучения кто-то приедет к нему в Италию, то он научит такому искусству за 2000 крон. По окончании обучения ученик докажет свои знания на собаке, которую он будет содержать у себя сам с тем, чтобы не быть обманутым. По получении последних сведений было решено, что наилучший вариант тот, чтобы кто-то отправился [в Италию] и научился, а затем привел в исполнение; и предпочтение было отдано мне, поскольку думали, что у меня были крупные разногласия с Лордом-Казначеем, и что он причинил мне много неприятностей в то время, когда я подвергался незаконным преследованиям. Что бы там ни было, [наша размолвка] никогда не доходила до такой крайности. Чтобы осуществить этот замысел, они сначала должны передать деньги, но все зависит только от г-на Ф., кого двоих он выберет, чтобы поехать [в Италию], их имена я не могу сообщить; его помощь и совет, а также эти деньги пойдут на благое дело”».