Он отвернулся, и Кошкин видел, что Макс еле сдерживается, чтобы не заплакать. Слезы и этот человек казались чем-то несовместимым, но капитан отчего-то ни капли не удивился, обнаружив, что и у Доронина есть сердце.

– На ее похоронах ударил мороз, и было так мало народу… Десятка полтора человек, не больше. Валентина Степановича поддерживали под руки… потому что он только оправился после инфаркта. Боялись, что он не переживет ее смерть. Говорили на кладбище какие-то дурацкие речи… А еще до того, во время прощания, когда играл марш Шопена, что-то случилось, мелодия стала запинаться… никак не могла кончиться. Как будто Евгения не хотела уходить от нас… И я на всю жизнь запомнил все это, этот проклятый марш, эти лица… Почему обязательно ей надо было умереть? Почему не старухе, не Адрианову, не его убогой дочери, наконец? Никто бы не заметил их отсутствия, никто бы не стал о них жалеть… – Он умолк.

– А дальше? – тихо спросил Кошкин, прерывая затянувшуюся паузу.

– Дальше? – Макс встряхнулся. – Ну, я пришел домой… Ира сидела на ступеньках. Это в мороз, в коротенькой шубе… Забавная девушка, все время за мной бегала, и… не уверен, что только из-за денег. За этот год мы уже раза три расходились, и всякий раз она возвращалась. Меня сначала раздражала ее собачья преданность и это заглядывание в глаза, но… Как-то привык. Хотя глупа она, как полено… С Женькой можно было говорить о чем угодно. С этой – нет.

– Скажите, а Ирина Короленко знала Евгению?

– Да, конечно.

– А о ваших отношениях?

Макс поморщился:

– Да о них все знали, по-моему. Только старик закрывал глаза, наверное, его это устраивало. А что она вас заинтересовала? Или вы всерьез считаете, что она может оказаться убийцей?

– Я обязан рассмотреть разные версии, – спокойно ответил Кошкин. – Если судить с точки зрения мотива, что у нас есть? Возможно, Евгению убили родные ее мужа, чтобы получить наследство. А возможно, ее могла убить ваша девушка, чтобы заполучить вас. Вы думали об этом?

– Какая-то чепуха, простите, – сердито сказал Макс. – Я бы не подозревал Иру даже в страшном сне!

– И последний вопрос, – проговорил Кошкин. – Пока последний, – со значением уточнил он. – Вы упоминали, что у Евгении Адриановой были разные романы. Кто из присутствующих, не считая вас, был ее любовником?

– Началось копание в грязном белье, – вздохнул Макс. – Нет, те люди, о которых вы хотите знать, так сказать, со стороны. Я же говорю, мимолетные увлечения, чтобы меня позлить.

– Да? А Подгорный что-то говорил такое о Филиппе Ермолове. Или у него разыгралась фантазия?

– Евгения терпеть не могла Фила, – сухо сказал Макс. – Называла его червяком, приспособленцем и ничтожеством. Вот в таком духе они общались.

– А об ее отношении к Дмитрию Каверину вы что можете сказать?

– Ничего. Она его просто не замечала. Считала, что ее подруга Надя неудачно вышла замуж. Надя, по-моему, думала то же самое о Женьке, но вслух этого не говорила.

– А Лев Подгорный?

– Он ее когда-то отверг, и она его невзлюбила. Нет, ничего между ними не было. – Макс с любопытством посмотрел на Кошкина. – А что, вы думаете, ее мог убить кто-то из ревности? Ну тогда я должен быть у вас главным подозреваемым. Тем более что и размер мой подходит, и получается, что убил я уже двоих.

– Какой еще размер? – спросил Кошкин, глядя на него своими спокойными светлыми глазами.

– Но вы же сказали, что следы на снегу… – начал Макс и угас.

– А я что, говорил, что они были вашего размера? Ни о чем таком я не упоминал. Это все ваши домыслы, Максим Петрович. Домыслы, и больше ничего.

Макс хотел выругаться, но тут его накрыло с головой странное чувство. По природе он был циник, и чувство это оказалось для него внове, но пришлось, все-таки пришлось с ним считаться.

– Знаете, – с восхищением проговорил Макс, – вы… вы… Нет, я лучше промолчу.

Все еще улыбаясь, он поднялся из-за стола. Ай да капитан, ай да сукин сын! Неужели он все-таки сумеет поймать того, кто убил Евгению? Сейчас, честно говоря, Максу не просто хотелось в это верить – он понял, что Олег Кошкин действительно на это способен.

– Вы возвращаетесь к себе? – спросил его собеседник. – Вот и отлично. Заодно попросите друга нашей писательницы заглянуть ко мне. Есть разговор.

– Во всем признаюсь, во всем каюсь, согласен на пожизненное заключение в рассрочку, – были первые слова Кирилла, когда он переступил порог.

Олег Кошкин прищурился:

– И в чем же вы это признаетесь?

– В том, что я ни в чем не виноват, – ответил Кирилл, еле сдерживая смех. – Никого не убивал, головы не разбивал, таблетки в бокалы не подбрасывал. В общем, если что, я вас предупредил.

– А вы шутник, – заметил Кошкин. – Садитесь.

– Виктория тоже говорит, что она давно бы от меня ушла, если бы не мое искрометное чувство юмора, – объявил Кирилл, присаживаясь напротив капитана. – Кстати, как на этом корабле насчет завтрака? Убийства убийствами, а оставшихся в живых, между прочим, кормить надо.

– Это не ко мне, а к Наталье Алексеевне, – ответил капитан.

– Ага, щас, – хмыкнул Кирилл. – Наталья Алексеевна теперь мамочка Самой Главной Наследницы. Мы ведем себя, как правящая королева, и все ответы цедим исключительно через губу. На мой вопрос, когда будет завтрак, я был послан… в Гонолулу. Надеюсь, Илона Альбертовна подсыпет домработнице от своих щедрот хорошую порцию яда, а то мадам совсем уж стала зарываться.

– А вы не только с юмором, но и исключительной доброты человек, – насмешливо заметил капитан. – Ну что, поговорим о нашем деле?

– А у нас с вами, – заметил бизнесмен в пространство, – никаких дел нет.

– И говорить не о чем? – осведомился Кошкин и достал из кармана распечатку с какими-то данными. Там были обозначены номера телефонов, длительность разговоров и стояли еще какие-то цифры. Часть номеров обведена синей ручкой.

– Что это? – спросил Кирилл, косясь на распечатку.

– Разговоры Евгении Адриановой, которые она вела с мобильного в последний месяц своей жизни, – ответил Кошкин и протянул листок собеседнику. – Узнаете?

– Что именно я должен узнавать? – хмуро спросил Кирилл, не беря распечатку в руки.

– То, что подчеркнуто, – это ваш номер, Кирилл. С тех пор вы позаботились его сменить, но все базы данных, как вы знаете, сохраняются довольно долгое время. Кстати, последний в своей жизни звонок Евгения тоже адресовала вам. Ну что, начнем сеанс признания?

– В чем? – с совершенно отчетливой злостью спросил бизнесмен.

– Почти половина звонков – вам, причем во многих случаях вы не брали трубку. Так что теперь я хочу знать все, что она тогда сказала. Ну, и все остальные подробности тоже.