В эту минуту Уильям подошел к ней и подал довольно большой сверток.

— Спасибо, дорогой. — Она положила сверток перед сыном. — Это тебе. Посмотри, если захочешь. Там есть мой адрес на тот случай, если ты пожелаешь меня выслушать. Это не срочно, можешь прочесть хоть через год. Пока жива, я буду ждать. И помни, сынок: любую ошибку можно исправить, и сделать это никогда не поздно. Все на свете поправимо, кроме смерти. — Она встала, в глазах ее стояли слезы. — Думаю, нам пора, не хотелось бы злоупотреблять вашим гостеприимством. Жаклин, дорогая, надеюсь, мы увидимся. Жаль, что я не застала Тони. Судя по вашим рассказам, он — прелестное дитя. — Мэрил снова повернулась к сыну. — И еще одно… Гордость — слабое утешение. Не отворачивайся от своего счастья, в чем бы ты меня ни обвинял. Когда-нибудь ты пожалеешь об этом, но будет поздно. До свидания, сынок, всего тебе хорошего!..

Жаклин проводила гостей до машины, поцеловала их на прощание и помахала вслед удаляющейся машине. Слезы душили ее. Роджер так ничего и не ответил матери, и Жаклин уловила разочарование Мэрил, решившей, что она потерпела поражение, хотя и постаралась ничем не выдать себя.

Опустив голову, Жаклин медленно приблизилась к Роджеру, который стоял как истукан и смотрел на дорогу. Она робко коснулась его руки, он вздрогнул и с отвращением отстранился.

— Не прикасайся ко мне!

— Послушай…

— Для одного дня ты наговорила и наделала вполне достаточно. Не желаю ничего слушать! Сыт по горло!

— Хотя бы взгляни на то, что оставила твоя мать.

Он чуть не задохнулся от ярости.

— Если тебе интересно, что там, сама и смотри, — огрызнулся он, круто повернулся и зашагал к дому.

Он взбешен, потому что не выносит ни малейшего насилия над собой. Жаклин задумчиво взглянула на злополучный сверток. Раз Мэрил привезла его, значит, там что-то важное, может быть, жизненно важное. Поколебавшись немного, Жаклин решила, что она вправе его вскрыть.

В конце концов, Роджер разрешил ей это сделать!

Развернув оберточную бумагу, Жаклин увидела два больших альбома в кожаных переплетах. Наугад раскрыла один и обессиленно опустилась на стул. Вот оно, доказательство материнской любви!..

Мэрил долгие годы собирала все, что касалось сына. Здесь было его свидетельство о рождении, программки школьных спектаклей с его участием, список состава его бейсбольной команды, газетные статьи, в которых упоминалось его имя.

Вырезки были аккуратно наклеены на страницы альбомов и сопровождались подробными комментариями Мэрил на полях. Чувствовалось, что, когда она писала эти заметки, ее переполняла гордость за успехи сына и смертельная тоска от того, что она вынуждена жить в разлуке с ним. Жаклин стало очень жаль их обоих, она расплакалась.

Роджер должен непременно увидеть это! Она решительно направилась в его кабинет, без стука распахнула дверь и положила альбомы на стол перед ним.

— Прочти их, сделай для своей матери хотя бы такую малость. Если и после этого не осознаешь, как несправедлив к ней, значит, ты не тот человек, который мне нужен. Я никогда не смогу тебя любить!

Она сделала все, что могла. Теперь слово за ним. Жаклин повернулась на каблуках и выбежала в коридор.

Она села в постели, потрясла головой, чтобы прийти в себя, и заморгала, вглядываясь в темноту и стараясь сообразить, что ее разбудило. Сердце бешено билось, во рту пересохло. В доме царила тишина. Что-то случилось до того, как она проснулась. Жаклин нашла на столике будильник и, повернув его к окну, попыталась разобрать, который час. Половина третьего…

Или это Тони позвал ее? Жаклин спустила ноги на пол и потянулась за легким шелковым пеньюаром. Ночи стояли жаркие, она спала без рубашки, укрываясь только легкой простыней. Ее обнаженное тело матово блеснуло в лунном сиянии. Жаклин запахнула пеньюар и затянула поясок на тонкой талии.

Подкравшись на цыпочках к комнате Тони, она осторожно приоткрыла дверь и заглянула в щелочку. Мальчик крепко спал, раскинув руки, — очевидно, ему было жарко. Кэтлин в комнате не было. Наверно, мне просто приснился дурной сон, решила Жаклин. Однако она вдруг услышала приглушенный стон, донесшийся из другого конца коридора. По позвоночнику пробежал холодок, лоб покрылся испариной. На этот раз она догадалась, в чем дело.

Тихонько подойдя к двери Роджера, Жаклин остановилась и прислушалась.

Они не виделись после отъезда Мэрил и Уильяма. К обеду Роджер не вышел, Салли сообщила ей, что он даже не притронулся к еде, которую она отнесла ему в кабинет. Он так и просидел там до вечера, и Жаклин легла спать, не дождавшись его появления. Вероятно, Роджер поднялся наверх уже после полуночи.

Но мирно заснуть ему, похоже, не удалось. Через дверь до нее донеслось неразборчивое бормотание, потом яростный вскрик: «Нет!» Не выдержав, она переступила порог и тихо притворила за собой дверь.

Роджер беспокойно метался на кровати, прикрытый только шелковой простыней, но через секунду она сползла на пол, и серебряное сияние луны осветило его обнаженное тело, блестевшее от пота. Выпуклые мышцы бугрились под кожей. Взгляд Жаклин невольно скользнул по его широкой груди в поросли рыжеватых волос, плоскому животу, узким бедрам и длинным сильным ногам.

— Нет, Жаклин! Не уходи!

Значит, ему снится она! Жаклин протянула руку и отвела влажные спутанные волосы со лба Роджера.

— Роджер, проснись!

Его руки с неожиданной силой стиснули ее запястья.

— Вернись! Не покидай меня!..

— Дорогой, я с тобой и никуда не ухожу. Слышишь меня, Роджер? Это просто дурной сон.

Он постепенно ослабил свою железную хватку, веки его дрогнули, глаза приобрели осмысленное выражение.

— Ты?

— Тебе, наверно, что-то приснилось. Ты звал меня, я так испугалась…

— Да, припоминаю… — хрипло пробормотал он.

— Вот и славно… — Жаклин было попятилась, но отойти не успела: руки Роджера обвили ее талию. Она замерла, не в силах оторвать от него глаз. — Пусти меня, — задыхаясь, потребовала она. От опасной близости его тела у нее закружилась голова, сердце учащенно забилось. — Мне нужно идти.

— Твое место здесь, рядом со мной!

Жаклин зажмурилась.

— Роджер, это нечестно.

— Ни одну женщину я не желал так сильно! Ты нужна мне как никогда. Не уходи, умоляю, останься. — Его голос упал до шепота. — Позволь мне любить тебя…

Эта тихая мольба окончательно сломила ее сопротивление.

Напрягшееся тело Роджера тянулось к Жаклин, открыто заявляя о своих правах. Обуревавшее ее желание вряд ли могло служить ей защитой, скорее, наоборот… Она опустилась на постель и прильнула к Роджеру. Страсть захлестнула ее. Он притянул к себе ее голову и впился в губы, его ищущий язык настойчиво вторгся в глубь рта.