— Я вот подумал, может, ну его все?

— Что именно? — Сашка закусывает губу, с трудом скрывая свое веселье. Залипаю на ней такой.

— Давай куда-нибудь рванем, а? Хоть на пару дней.

«Побудем вместе, насытимся друг другом, потому что потом я уеду, и хрен его знает, на сколько затянется этот отъезд». Последнее я не произношу вслух. Просто знаю, что новость о моей отлучке ее расстроит. И не хочу портить время, которое у нас осталось.

— Есть какие-то конкретные предложения?

— Думал сгонять к Артему в деревню. Там красиво. Древние крепости, храмы. Очень аутентично, но если ты пас…

— Почему? Я очень даже не против.

— Правда?

— Ну, конечно.

— Не знаю, как там с условиями.

— Господи, Орлов, прекрати. Ты как будто не знаешь, что…

— Что?

— Что я с тобой и на жизнь в шалаше согласна, — шепчет Сашка и отворачивается, сделав вид, будто ей и дела нет до того, что своими словами она меня просто под дых бьет.

Саша

Предложение Рината неожиданно сильно меня захватывает. Хотя почему неожиданно? Иной раз мне кажется, я соглашусь вообще со всем, что бы он мне ни предложил. Позовет с собой на дело — пойду. Скажет  «прыгай с крыши» — прыгну. Да-да, это неправильно. Знаю. И вообще никуда не годится. Но… мне кажется, если бы я его попросила о том же — Ринат и сам бы не раздумывал ни секунды.

Вы хотя бы представляете, как это — жить, осознавая, что у тебя за спиной — огромные-огромные крылья? Что, как бы ты ни оступилась, сколько бы сбивающих с ног испытаний ни выпало на твою долю, эти крылья тебя всегда подхватят? Укроют. И защитят. Нет? Я тоже не представляю. Я только-только начинаю свыкаться с мыслью, что это вообще возможно. Наташка надо мной смеется, а сама внимательно вглядывается в глаза, гадая, чего мне это осмысление стоит. Каких внутренних ресурсов. Потому что это все-таки нелегко. Верить. Это значит сломать себе, прежней, хребет и вот такой, полуживой, сигануть в пропасть неизвестности.

— Платье, наверное, не надо?

— Нет. Бери что-то удобное. И поторопись, хорошо? Хотелось бы добраться засветло.

— Тогда оденься, Христа ради! — я запускаю в Орлова скомканной футболкой и вызывающе подпираю бока.

— А то что? — улыбается этот провокатор. —  Я тебя отвлекаю?

— Ха! — задираю нос и отворачиваюсь к небольшой сумке, в которую мы складываем свои нехитрые пожитки. Делаю вид, что поправляю кое-как сложенную им парку, а сама кошусь на его отражение в зеркале. Орлов страшно довольный собой. Ухмыляется, послушно натягивает футболку. И от каждого движения мышцы на его руках и груди обозначаются под кожей четче. Вряд ли мне когда-либо надоест это зрелище. Рот наполняется слюной — так хочется очертить языком каждую выпуклость на его коже, каждую впадинку. Провести по ярко выраженным косым мышцам пресса, толкнуться в аккуратную лунку пупка и…

— Саша… — звучит хриплый голос. — Девочка, ты играешь с огнем.

— Не знаю, как тебе удается каждый раз заставлять меня краснеть.

— Это талант.

— Ага, — кисло замечаю я. — Ну, все, я готова.

Однозначно нам следует поторопиться, потому что я не могу находиться с ним в непосредственной близости от кровати и не думать о том, как замечательно в ней можно провести время. Мы вместе чуть больше месяца, но, как оказалось, этого срока совершенно недостаточно, чтобы насытиться друг другом. Так, лишь на скорую руку перехватить, чуть утоляя голод. Ринат очень много работает, поэтому времени только на нас остается не так уж много. И мы пытаемся в него вместить столько всего… Заняться чем-то полезным вместе — приготовить обед или посмотреть фильм, потренироваться или просто поболтать, обсудив какие-то планы, заняться любовью, в конце концов, встретиться с близкими! Но этого катастрофически мало нам обоим. Наверное, он тоже это понимает. Потому и вырвался.

— И что, никаких звонков и никакой почты? — недоверчиво интересуюсь я, когда мы уже устраиваемся в его машине.

— Утомил я тебя с этим?

— Да нет. Я же понимаю, что это твоя работа. Просто у нас такой период в отношениях, когда хочется постоянно быть рядом.

— Период, значит? — ухмыляется Орлов.

— Ну, ты же не думаешь, что так будет всегда, правда?

Он молчит и только на меня в полупрофиль смотрит. А на дне его глаз — смешинки. Их мне тоже нужно переварить. Ведь так не бывает, правда? Так уже есть…

— Черт, ну и заторы. Я думал, успеем проскочить.

Киваю. Я уже сама тысячу раз прокляла эти чертовы пробки, из-за которых Ринату приходится то и дело дергать машину. Газ — тормоз, и снова газ.

— Что-то ты совсем зеленая. Укачало?

— Угу. Как будто токсикоз.

— Тебе-то откуда знать, как это…

Сглатываю. Меня уже даже не мутить начинает, хуже. Делаю глубокий вдох, чтобы удержать в себе нехитрый завтрак.

— Черт, Саш, прости. Я ляпнул что-то, не подумав.

Довольно часто я размышляю над тем, стоит ли ему сознаться в том, что на самом деле привело меня к бесплодию? Ведь важен сам итог. А не то, что ему предшествовало. Но эта ситуация наводит меня на совсем другие мысли. На мысли о том, что таких случаев будет еще великое множество. И чтобы их избежать, лучше все-таки кое-что прояснить.

— Да брось. Ну, сказал и сказал.

— Я не хотел причинить тебе боль.

— Я знаю.

Знаю. Но это один черт больно. Хотя уже и не так, как раньше.

— Прости, — повторяет Ринат.

— Ты спросил, откуда я знаю.

— Да брось, Саш!

— Нет-нет. Я должна сказать. Я… На самом деле я была беременна. Понимаешь, когда меня нашли, было уже поздно проводить какую-то профилактику. Прошло слишком много времени…

Я заставляю себя на него смотреть. И потому вижу, как наполняется мутью его взгляд, как вздуваются желваки на скулах и как красивые губы сжимаются в тонкую бескровную линию.

Это последняя моя тайна. Но я не знала, как сильно она на меня давит, пока не выложила ему все, как есть. А впрочем, еще не все.

— Детка… — сипит он, и мы оба вздрагиваем, когда нетерпеливый идиот из машины сзади резко жмет на клаксон. Оказывается, уже давно включился зеленый, и только мы одни, погруженные друг в друга и в этот непростой разговор, того не замечаем. Орлов матерится под нос, проезжает пару метров, чтобы вновь уткнуться в хвост пробки.

— Ну, а поскольку никаких детишек у меня нет, ты, наверное, уже понял, что я тогда сделала аборт. — Издевательский тон — моя защитная реакция. Почему бы и нет? Ведь я над собой потешаюсь. — К слову, бытует мнение, что это большой грех. И что бесплодие — своего рода наказание. А что по этому поводу думаешь ты?