Тихон продолжал возмущаться:

– И чего ты жалеешь этого проходимца?

– Я тебя жалею. Ты обязан учитывать общественное мнение. Не в жилу начинать работу с посадки бывшего кандидата.

– Хорошо, даже если я тебя послушаю, как это сделать? Рябов выписал ордер. Есть заявление Паперного. На каком, так сказать, основании я его освобожу?

– Успокойся, Тиша. Ты его освободишь по случаю вступления в должность. Мэр может себе это позволить. И сделать это надо публично. Паперный хорошо знает Стеколкина. Они приятели. У приятеля вымогать взятку нельзя. Вынеси ему общественное порицание и, пригрози тюрьмой, если еще раз соблазнится.

– Ладно, я подумаю. Теперь о заводе. Я не могу его запустить без очистительного комплекса. А знаешь, сколько стоит эта штука?

– Пока нет. – Улыбнулся Олег. Он понял, что Постников внял его совету.

– Около миллиона долларов.

– Почему так дорого? – Удивился Голенев: – Выкопать два пруда и поставить фильтры можно максимум за сто пятьдесят тысяч зеленых.

– Нужен очиститель воздуха. А это почти, так сказать, еще один цех. Наша техника дешевле, но уже не отвечает новым требованиям. С ней весь город покроется цементом.

– Хорошо, дай мне номер счета, я перечислю деньги.

– У тебя есть миллион? – Удивился Постников: – Я думал, что ты все оставшиеся деньги на отделку дома потратил.

– Моя доля в кооперативе. Мне бы не хотелось ее вынимать. Но дело надо заканчивать.

Постников нервно затушил в пепельнице сигарету и бросился к другу:

– Спасибо, Олежка. А то я ночь не спал, всё думал, где взять. У тебя даже просить не хотел. Ты ведь и так весь завод поднял.

Голенев мягко отстранил мэра:

– Ну ладно, хватит нежностей. Давай счет. А Стеколкина освободи до праздника по случаю твоего вступления. Как это у штатников называется?

– Ты имеешь в виду, так сказать, американского президента?

– Его самого.

– У них это называется инаугурация.

– Вот, вот… Выпусти его перед этой самой своей инаугурацией.

– Достал ты меня. Хорошо, выпущу я его, а как работать вместе? Я этого гада видеть не смогу…

– Ты же политик, вот и дипломатничай. – Усмехнулся Олег.

– Ладно, как-нибудь. – Тихон затушил сигарету и уселся за письменный стол: – Систему воздушной очистки мы закупим в Германии. У японцев цена скромнее, но дорога разницу съест.

– В Германии, так в Германии… Да, у меня к тебе еще одно дело. – Вспомнил Голенев.

– Говори, я могу писать счет и, так сказать, слушать.

– Мака хочет взять на себя расходы по питанию детдомовцев. Помоги технически это оформить.

– Я же тебе говорил, что это удивительная девушка! Кстати, ты ее скоро увидишь?

– Возможно… – И Голенев провел расческой по волосам:

Постников смущение друга не заметил. Он открыл ящик стола и достал конверт:

– Передай приглашение. В среду ей вручат наградной документ.

– Орден, что ли?

– Нет, свидетельство о том, что она стала почетным гражданином города.

– Не хило… – Олег спрятал конверт в кейс. Он долго пользовал свой потрепанный рюкзачок времен военной службы, но бумаги в нем носить не удобно, пришлось завести кейс.

– Хорошо, передам.

В кабинет заглянула секретарша Постникова Юля.

– Простите, Тихон Иннокентьевич, тут к Голеневу пришли.

– Пусть заходят. – Разрешил мэр.

Олег не успел удивиться, кто бы мог прийти к нему сюда, в кабинет Постникова, как в дверях возник Нелидов.

Начальник милиции явился обедать в столовую мэрии. Обычно он закусывал в ресторане интуриста, но сегодня посещать «Глухарь» не стал. В мэрии поварихой работала дородная тетка Марфа, которая готовила три неизменных блюда. На первое щи с капустой, а на второе бефстроганов или поджарку. Причем разницу между ними Курдюк не различал, хотя знал толк в кулинарии. Поэтому он и предпочитал ресторан. В мэрии кормили дешево, зато в ресторане с полковника денег не брали вовсе. И сегодня он изменил привычке не из соображений экономии. Курдюк решил переговорить с Максютой. Они уединились в уголок и совмещали обед с тихой беседой.

Максюта оставил недоеденные щи и подвинул к себе поджарку:

– Мне не нравится, что эта сучка затихла.

– Она же обещала помочь освободить Славу. Посмотрим…

Максюта перешел на шепот:

– Боюсь, что ее молодчики шлепнут Постного, а дальше, сам понимаешь.

Полковник самодовольно улыбнулся:

– Ты, Данилка, не прав. Пока Стеколкин в камере, Постному ничего не угрожает. Под бумагой и подпись Славки, а сейчас у него железное алиби. А она не такая дура, чтобы этого не учитывать. Я уверен, она по этой причине и сделает все возможное, чтобы Славку освободили. Так что спи спокойно, дорогой товарищ.

– А стоит ли его освобождать? – Задумчиво спросил Максюта. Данилу Прокопьевича посетила мысль, что без Стеколкина вполне можно обойтись: – Понимаешь, Ваня, дельного юриста мы найдем, и не за долю в деле, а за приличную зарплату. А на двоих все делится куда легче, чем на троих.

– Ты забыл о девчонке Кащеева? – Напомнил Курдюк: – Она штучка не простая.

– А ты на что? Уберет Постного, засади ее за решетку лет на двадцать.

– Хорошо сказать. У нее бумага. Она и из лагеря нас достанет.

Максюта снова зашептал:

– У вас в зоне иногда происходят разборки. Раз – и нет девочки, и мы с тобой вдвоем.

– Ты пойдешь мэром? Усмехнулся Курдюк.

– Офанарел? Мне только этого не хватало! – От удивления Максюта заговорил громко. Курдюк его одернул:

– Тише ты! Вон Юлька заявилась. – И полковник кивнул на дверь, в которую вошла секретарша мэра. Оба чиновника приподнялись, изобразили на лице нечто похожее на улыбку, снова уселись и молча принялись за поджарку. Беседы не возобновляли, дожидаясь, куда Юля сядет. Она устроилась в другом конце столовой, за столиком у окна, что друзей вполне устраивало.

– Хули, я должен идти мэром? Я что, похож на придурка? Продолжил удивляться Данило Прокопьевич.

– Не гоношись. Вот для того, чтобы прикрывать наши затеи из кабинета мэра, Стеколкин полезнее на свободе. Что случись, спросят с него. Видишь, какие дела в стране творятся. Не знаешь, при каком строе утром проснешься…

– Пожалуй. – Согласился Максюта. – И снова зашептал: – Но от девки все равно стоит избавиться.

Курдюк тоже перешел на шепот:

– Уберет Постного, поговорим.

– Чего говорить, убрать ее следом и все дела.