А Руби нашим смущением явно наслаждалась. Интересно, она давно ждала этой минуты? Мечтала о ней все прошедшие дни, недели, месяцы? Прикидывала, как будет себя вести, когда эта минута наступит?

Как мы не поняли, когда увидели ее на пресс-конференции, что она никуда не уедет? Начинать жизнь с чистого листа – не ее стиль. Жить как раньше или, наоборот, от прежней жизни отказаться – эти мысли ее вообще не занимали. Они противоречили ее природе. Этим мы друг от друга и отличались: она умела радоваться жизни, жила прочно, при этом всегда была готова взорвать фундамент. Уничтожить дарованную ей относительную стабильность. Вот такая особая мания.

Руби всегда вела себя так, будто терять ей нечего – и вдруг оказалось, что есть. Она потеряла свободу. Четырнадцать месяцев коту под хвост. Рухнула налаженная жизнь.

Но вот она вынырнула. Хочет все вернуть и выглядит вполне неуязвимой.

Она толкнула Мака в бассейн, полностью одетого. Тот вылез из воды со своей добродушной ухмылкой, тряхнул шевелюрой, отбрасывая волосы от глаз, и она захохотала.

– Господи, – произнес Хавьер, внезапно оказавшийся рядом со мной. – Похоже, это будет тот еще цирк.

Фейерверк начнется, когда стемнеет, потом все разбредутся, разобьются на группки поменьше, пойдут по своим дворикам, сядут у себя на крылечках или в гостиных. Общаться дальше в тесном кругу.

А мне предстоит один на один общаться с Руби.

Я вышла из туалета в домике у бассейна – у длинного белого складного стола орудовала Шарлотта, собирала использованные тарелки и салфетки. Руби собиралась выпить, но сангрия кончилась, и она протянула руку к лимонаду. Шарлотта отпрянула, и Руби засмеялась.

– Ты серьезно, Шарлотта? – спросила она.

Шарлотта не ответила, не удостоила ее вниманием.

– Девочки, – скомандовала она через плечо, – пора домой.

Молли посмотрела в ее сторону, а Уитни лежала в наушниках и даже не сняла темные очки, хотя уже наступили сумерки. Ни та, ни другая не шелохнулись.

– Руби, – произнесла Шарлотта. Здесь ее точно услышат. – По-моему, тебе пора.

Произнесла громко и внятно, чтобы слышали все. Именно так она отшила бы Руби, появись та у нее на пороге. Хватило бы духу, в отличие от меня.

Тут у Руби что-то сработало. Будто повернули выключатель. Будто этой минуты она и ждала, чтобы перейти в наступление.

– Что вы все так перепугались? – спросила она и вытянула руки в нашу сторону. Потом засмеялась. – Я знаю, чего вы боитесь. Не меня. Вас пугают ваши жалкие жизни, жалкие проблемы, жалкие мирки. Вам страшно, что когда вас не станет, никто этого даже не заметит. Разве не так? Не будь собаки, никто и не заметил бы, что с Труэттами что-то случилось.

Что правда, то правда – мы всегда их избегали. Проще держаться от них подальше, не выслушивать их жалобы, не видеть их снисходительные взгляды. Лично я слышала только лай их собаки.

– Наложили в штаны, – заявила она, и даже девушку Престона передернуло. – Я же все знаю.

Ее взгляд сверлил нас всех сразу, но кого она имеет в виду?

– Хватит, – тишину нарушил Мак, он шагнул вперед. – Успокойся. Идем поговорим.

И положил руку ей на локоть.

Она резко высвободилась. И направила обвиняющий перст на Мака.

– Что ты можешь сказать, Мак? Ой, блин, я не знаю, – изобразила его она. – Может, моя подружка и убийца. Точно не скажу, – она заговорила нараспев, четко выговаривая каждое слово. – Моя жизнь по-любому какой была, такой и останется. – Она шагнула ближе, и я похолодела. – Всего-то три дома пройти. Потрахаться, не уходя со своей улицы.

– Руби, кончай. Пойдем проветримся, – предложил Мак.

– Что будем проветривать, Мак? Последние четырнадцать месяцев? Мою злость на всех вас? Ведь вы все, все до одного сговорились посадить меня за преступление, которого я не совершала!

Повисла гробовая тишина. Она наконец произнесла это вслух. Теперь от этого никуда не деться. Бросила обвинение: к убийству Труэттов она не причастна, значит, это дело рук кого-то из нас. Только я уже не на ее стороне. Я выпила, и алкоголь придал мне сил. Мне открылось то, что видели все остальные. На что способна Руби. Она лгунья. Опасная лгунья.

– Престон мне все сказал, – я выбрала единственный способ перевести рельсы разговора на другой путь и уберечь поезд от крушения. – Насчет тебя и Айдана, – Руби медленно повернулась ко мне и моргнула. – Руби, ты выставила меня на посмешище. Ты просто жуткая дрянь.

Губы ее дернулись.

– Он козел, – сказала она. – И, клянусь тебе, Харпер, ничего не было. Хотя он подкатывал. Я ему сказала, что расскажу тебе, и что он сделал? Сбежал, чтобы не позориться. Твой жених? Если тебя кто и выставлял на посмешище, так это он. А я оказала тебе услугу. В отличие от всех остальных.

Она подошла ближе, приподняла бровь. Будто давала мне последний шанс сменить курс, выбрать правильную сторону. Но потом покачала головой.

– А это вам как, нормально? – Она широко развела руками. – Вас одурачили эти большие карие глаза? – Руби широко распахнула собственные, изображая невинность. – Никому из вас это не показалось странным? Сначала она прибирает к рукам работу убитого соседа, а потом еще и моего парня?

Я покачала головой, будто могла отрицать очевидное. Люди потупились, отвели взгляды в сторону.

– Я тебя вижу, – сказала Руби зловещим шепотом. – Насквозь вижу, Харпер.

Она пронзила меня взглядом. Почему я позволяю ей собой помыкать? Сколько можно? Дело не в том, что именно между ними было. В конце концов, простить можно все, если, конечно, выбираешь путь прощения. А прошлое с Айданом давно поросло быльем. Но чтобы я узнала об этом от Престона! От унижения меня бросило в жар – я должна дать сдачи. Что-то сделать.

Я вдавила руку ей в плечо и отпихнула. Сильно, она даже споткнулась.

– Я пустила тебя в свой дом.

Руби устояла на ногах и смотрела на меня с изумлением.

– Ага, пустила. Ты просто побоялась послать меня подальше. А почему, Харпер? Вот почему?

– Что ты несешь? – Если она это скажет вслух, у меня есть что ответить. Если бросит мне обвинение, получит достойный ответ. Всякому действию есть противодействие. – Намекаешь, что их угробила я?

– Нет, ты на такое не способна, – это она со знаком минус, типа у меня кишка тонка, куда мне. – Ты просто хамелеон. Все время хочешь подстроиться. Поэтому тебе и не светит быть счастливой.

Я съежилась под ее сверлящим взглядом. Ее слова задели меня за живое. Неужели она права? Я и правда подстраиваюсь под обстоятельства. Не то что Келлен. Или