class="p1">Он проговорил это почти шепотом, будто мы оба видели одну и ту же кошмарную картину. Я зажмурилась, отгоняя видение.

– Руби спала, она всегда спит мертвым сном, – ведь ее и правда до двух часов не было. – Она сказала, что была на улице не одна.

– Ты видишь то, что хочешь видеть, – заметил он.

– А может, ты, – возразила я. – Мы же знаем, что вдоль всей улицы – камеры.

Именно это не давало мне покоя. Наверное, ему тоже. Я должна была это сказать, когда давала в суде показания, будь у меня такая возможность. Должна была объяснить это полиции первым делом. Камеры засекли мужа Шарлотты, когда он ей изменял. Помогли поймать воров. И если Руби совершила преступление, разве она стала бы маячить прямо перед камерами? Прекрасно зная, что они все запишут? Если бы Труэттов убила она?

Чейз махнул рукой, будто отгонял насекомое.

– Не вали с больной головы на здоровую. Это же ты сказала в суде, что она заявилась домой в два часа ночи, вошла через заднюю дверь, а потом принимала душ. Действовала быстро, хотела замести следы, уничтожить улики. Она знала, что напортачила. У убийц, Харпер, иногда в голове такое творится. Иногда логикой там и не пахнет. И вообще преступление – штука непредсказуемая. Бывает, у человека крышу сносит. Но убить-то он убил. Пусть он не отпетый злодей, но в убийстве виновен.

– Ее адвокат сказала… – начала было я, но осеклась. Он наверняка смотрел ту же программу? И слышал в ее словах угрозу? – Она сказала, что была улика, которая сняла бы с Руби вину. – Там был кто-то еще, уверяла Руби, наверное, нашлось доказательство…

Он вытянул руки перед собой, как фокусник, только что огорошивший публику.

– И где же эта загадочная улика? Думаешь, если бы она была, они до сих пор бы ее скрывали? – Чейз покачал головой. – Они играют в свою игру, деньги хотят выколотить. Хотят подать в суд на полицию, чтобы все засомневались. Чтобы пересмотрели дело. Еще недели не прошло, как ее выпустили, а тебя они уже убедили.

– Меня убеждать не надо. Она невиновна, пока не докажут обратное.

Он резко повернул голову, будто ему показалось, что нас кто-то слышит. Потом снова посмотрел на меня.

– А тебе не кажется странным, что она вернулась сюда? К тебе?

Странно. Я думала, она заберет деньги и уедет. Но она не уехала. Значит, ей нужно что-то еще.

– Она мне доверяет, – сказала я. – Я была единственной, кто что-то сказал в ее защиту.

От этих слов его передернуло.

– Ты правда думаешь, что она тебе доверяет?

– Она сказала мне «спасибо». Когда я выступила в суде.

Я пожала плечами, вспомнила наш последний контакт, когда я закончила давать свидетельские показания. Потом я ее уже не видела.

– Она… – Пауза на секунду повисла в воздухе, он покачал головой. – Она сказала совсем не это.

– Тебя там не было, – вспомнила я. Чейз дал показания раньше и других свидетелей не слышал.

– Меня не было, но многие из нашего отделения были. От начала до конца. И потом только об этом и говорили. О том, что она сказала, когда выступила ее домовладелица. – Он широко раскрыл глаза, они заблестели в свете луны. – Они просто испугались за тебя, Харпер. Если бы ее не признали виновной.

Я моргнула.

– Что…

– Она повернулась к тебе и на глазах у всех губами внятно произнесла: Пошла ты. Даже присяжных не постеснялась.

Мысли лихорадочно заметались, сцена возникла перед глазами. Я покачала головой, сделала шаг назад.

– Неправда.

Я же там была, а его не было. Но память вернула меня в тот день: вот я закончила давать показания, в голове сумятица – на тебя смотрит весь зал, тебе задают вопросы, а на скамье подсудимых сидит Руби. Я едва чувствую почву под ногами, будто куда-то улетела, все искажено, будто смотрю через фильтр. И вот я прохожу мимо Руби, вижу, как разжимаются ее губы, она произносит слово…

– Я не шучу, Харпер, – еще раз сказал Чейз, а я никак не приду в себя. Память превращает одно слово в другое: Спасибо. Пошла ты. – Эй, Харпер, – он положил руку мне на плечо, – у тебя мой номер есть, в случае чего?

Но я отмахнулась от него. Руби знала, что так и будет, что на улице будет кто-то еще. Кто-то внимательно за всем следит. Чейз разрушил свою карьеру, похоронил свое будущее, а теперь мечтает все это вернуть.

– Хватит за нами следить, – сказала я. Он просто зациклился, что тогда, что теперь. Бегает мимо моего дома, стоит по ту сторону бассейна, караулит меня, даже сейчас.

Он поднял руки, заявляя о полной невиновности, и ушел к себе в дом.

Но с толку он меня сбил основательно, и за угол, на параллельную дорогу, я повернула с одурманенной головой. Перед глазами так и стояла сцена в зале суда: лицо Руби, она поворачивается ко мне, наши взгляды встречаются. И на звук я среагировала не сразу.

Отъехала машина. Габаритные огни скрылись за поворотом.

Мало ли кто это мог быть? Кто-то заблудился. Кто-то сгорает от любопытства. Знает, что Руби здесь, и жаждет на нее посмотреть.

Я смотрела на место, откуда только что отъехала машина, и вдруг услышала какой-то шорох на нашем заднем дворе.

Там что-то двигалось. Не там, где калитка, а ближе – в деревьях.

Я навела фонарик на сосны – неужели тут кто-то есть? Может, тот человек, которого Чейз по ошибке принял за Руби, он и хотел забраться к нему в дом? Он же прятался и у меня за забором, когда в доме был Мак.

Я стояла, затаив дыхание, потом услышала знакомый звук – скрип калитки.

Я прошла вдоль нескольких заборов и наткнулась на незапертую калитку – в доме, соседнем с моим.

Дом Труэттов.

Я толкнула калитку, посветила по углам. Дворик был пуст. Ржавчина на кирпичах, где когда-то стояла решетка для жарки мяса. Темные глазницы окон без занавесок, а за ними – пустой дом.

Я прикрыла калитку, снаружи ее не запрешь. Но почему она вообще не заперта? Может, кто-то ухитрился туда залезть и что-то там ищет?

Тут я остановилась.

То ли вспомнились слова Чейза, то ли подумала о своих показаниях в суде, но я застыла на месте. Что именно я в ту ночь услышала? Как выглядела официальная версия?

Руби выходит из дома через переднюю дверь, у нее ключи от дома Труэттов. Выводит их собаку. Заглядывает в спальню Труэттов, видит, что