– Ну а вы этим интересовались? Пытались убедить ее передумать? Или вам платит кто-то, для кого весьма удобно, что моя мать в тюрьме? Вроде Уилфреда Хилтона.

– Прошу прощения?..

– Моя мать не может позволить себе нанять адвоката или юридического консультанта, если уж на то пошло.

– Я трачу свое время добровольно.

– Я вам не верю.

– Мисс Джеймс, вам нужно выражаться аккуратнее. – Адвокат пристально смотрел на нее, его глаза сверкали гневом.

– С чего вдруг? Случилось худшее, что могло случиться. Теперь я ничего не боюсь! – выпалила она.

– Даже потерять сына? – вкрадчиво произнес мистер Лайонс.

– Вы мне угрожаете?

– Нет, просто указываю на то, что вы в истерике, и у меня нет желания вызывать вас в качестве свидетеля. Вас могут обвинить в неуважении к суду, и что тогда будет с Альфи? – Он посмотрел на мальчика. – Вы – все, что у него есть в этом мире.

– Я хочу, чтобы вы поговорили с судьей и попросили меня выступить в качестве свидетеля ее характера до вынесения приговора. – Белла не двигалась с места, продолжая сидеть.

Мистер Лайонс взглянул на часы.

– Извините, мисс Джеймс, мне нужно возвращаться в суд. Через десять минут у меня встреча с судьей, к которой мне нужно подготовиться.

– А если я обращусь в газеты? Если вам безразлична моя история, возможно, она заинтересует их, – тихо сказала Белла. В комнате для допросов было так душно, что она чувствовала боль и страдания всех людей, сидевших там до нее, и ей пришлось сделать глубокий вдох, чтобы унять головокружение. Мистер Лайонс обернулся.

– Я бы не советовал вам этого делать, мисс Джеймс, – холодно произнес он.

– Уверена, что вам это не по нраву. У меня есть записная книжка матери, в ней подробно описано все, что Уилфред Хилтон говорил ей и как угрожал. Это я еще не вспоминаю о докторе Дженкинсе и отце Блэкере, нашем приходском священнике, считающем, что женщины должны страдать при родах по воле Божьей.

– Газеты не станут подобное печатать. Мистер Хилтон – влиятельный человек.

– Вероятно, но это легко доказать. Очень много женщин могли бы дать показания в защиту моей матери. Но вы не потрудились поговорить с кем-либо из них. Уверена, для репортеров это будет интересным чтением, от которого вы отказались.

Лайонс вернулся от двери.

– Мне не нравятся ваши угрозы, мисс Джеймс, и я думаю, вы вскоре поймете, что женщина вашего класса имеет мало влияния. Ваша мама просила передать вам вот это. – Он бросил на стол маленький конверт прямо перед ней. При виде знакомого наклонного почерка матери у Беллы подкосились ноги.

– А теперь, с вашего позволения, я должен вернуться в суд для подведения итогов. Полагаю, вы будете присутствовать, хотя, возможно, вам лучше не приводить с собой мальчика. Надеюсь, присяжные будут долго совещаться; быстрый вердикт никогда не бывает хорошим знаком. До свидания, мисс Джеймс. Я свяжусь с вами по поводу времени, когда вы сможете навестить свою мать. Если это будет удобно для всех сторон.

Когда они с Альфи медленно вышли на холодное январское солнце, у здания суда уже собиралась толпа. Ноги Беллы дрожали, она опустилась на ближайшую скамейку возле маленькой чайной.

Молодой человек в черной мантии появился из здания, пересек дорогу и направился к кафе.

– Простите, что беспокою вас. Можно задать вам вопрос? – обратилась к нему Белла, когда он приблизился.

– Конечно, – ответил он, слегка нахмурившись.

– Как мне выяснить, какие адвокаты предлагают свои услуги в добровольном порядке?

– Существует реестр добровольных адвокатов и юридических консультантов, которые бесплатно консультируют бедных. Вы можете обратиться в канцелярию суда, где должно состояться судебное разбирательство, и они выдадут вам список фамилий.

– Спасибо, – кивнула Белла.

Когда молодой человек ушел, она обернулась и посмотрела на здание суда, прежде чем сунуть руку в карман и достать письмо матери.

– Я проголодался, мама, – сообщил Альфи.

Белла достала из сумки ломоть хлеба и яблоко и протянула их сыну. Затем спрятала письмо. Оно может подождать до более позднего времени. Было бы несправедливо читать его при Альфи, зная, что оно разобьет ей сердце.

Белла смотрела на массивное георгианское здание перед собой, мир вокруг нее словно расплывался. Вскоре она услышала, как кто-то выкрикнул имя ее матери. Мужчины, женщины и дети хлынули внутрь, отчаянно толкаясь, пытаясь занять места в первом ряду, чтобы увидеть заключительный акт драмы.

Настало время итогового заседания. Белла встала на дрожащих ногах и взяла Альфи за руку; а потом, держась за него, начала пробираться к зданию суда.

Альфи

Канун нового 1970 года

Альфи Джеймс приставил ружье к виску Лолы, своей любимой коровы. Она нервно понюхала ствол и резко отдернула голову, но веревка крепко привязывала ее к воротам.

В ее животе сильно брыкнулся теленок. Альфи отвернулся, задержав дыхание. Пронизывающий холод обжигал его глаза, уши и палец на металлическом спусковом крючке, который он медленно начал нажимать. Лола повернула голову и взглянула на него, ее ноздри испуганно дрожали, из них вырывались клубы пара.

Альфи находился рядом в тот день, когда она родилась. У нее был прекрасный характер, и она уже произвела на свет нескольких телят, которых всегда пыталась спрятать от него в высокой траве в тщетной попытке помешать ему забрать их. Он вспомнил, как Лола подходила к нему утром на восходе солнца, ее тяжелое вымя, нуждающееся в дойке. Когда Альфи открывал ворота и загонял скотину, остальные толкались и суетились вокруг него, но только не Лола. И вот теперь она стояла здесь, привязанная к воротам, окруженная тушами стада, которое они были вынуждены забивать целый день. Широко раскрытыми от страха глазами Лола наблюдала, как вокруг убивали других коров. Она понимала, что происходит и что должно произойти. Ноздри раздувались от запаха пороха из дробовика и крови ее собратьев.

Альфи посмотрел на своего тринадцатилетнего сына. По грязным щекам Бобби текли слезы, и он вытирал их рукавом. Наконец Альфи заставил свой онемевший палец нажать на спусковой крючок. Он на мгновение закрыл глаза, оглушительный грохот эхом прокатился по окружающим их заснеженным полям, и Лола рухнула на ледяную землю. Кровь хлынула из ее виска фонтаном. Все было кончено; все они были мертвы, стадо, на выращивание которого Альфи потратил двадцать лет.

Теленок внутри мертвой матери снова начал отчаянно брыкаться, пытаясь бороться за жизнь, и, не в силах смотреть на это, Альфи отвернулся к грудам туш, которые Бобби стаскивал трактором в конец поля, подготавливая к сожжению. Их мертвые конечности сгребали снег, торчали в разные стороны, как замерзшие ветви.