спрашиваю снова: пусть догматическое определение есть таинство веры и чудо, но кто правомочен это таинство совершать или как узнать, что оно совершилось? Пусть не говорят, что это есть искание внешних признаков, внешнего авторитета относительно внутренних переживаний, это вопрос только о внешнем, которое, впрочем, и внутреннее, но законный и неустранимый. Ведь не всякий съезд сознает и провозглашает себя Собором, говорит о себе: изволися Духу Святому и нам, значит, есть для того и внешние признаки. Легко рассуждать о прошлом de lege lata[61], но попробуйте с одним этим внутренним критерием судить de lege ferenda[62] о настоящем или будущем. Вообразите себя мысленно современником Вселенских соборов, когда волновалось все море церковное. Где же критерий истины? Император – еретик, Патриархи могут оказаться тоже еретиками, епископы, священники, народ, целые страны… Где истина – со всей Церковью или александрийским диаконом Афанасием с горстью сторонников? Теперь-то легко нам задним числом ублажать Афанасия, а если бы это был бы наш современник и против всего клира церковного бунтовался бы какой-то несчастный провинциальный диаконишко? Примерьтесь-ка к этому положению. Так вот, с Русской Церковью дело обстоит еще хуже.

Светский богослов. В том, что вы говорите, ничего, кроме рационализма, обличенного вами столь недостойно третируемым Хомяковым, я все-таки не усматриваю: догматическое сознание есть чудо церковной жизни, в котором ведет ее Сам Дух Святой, и это чудо именно и состоит в превращении из lex ferenda в lex lata. Подумайте: века боролись, спорили, искали определения, против истины восставали все сильные мира, но изволися Духу Святому, и теперь, с тех пор, стала аксиомой Афанасиева формула, и никто, кто в Церкви, не может ни усомниться в ней, ни сознательно ей противоречить. И этот догмат есть именно внутренний факт, не нуждающийся ни в каких внешних авторитетах, истина, голос непогрешимой Церкви.

Беженец. Но какую же роль играют при этом Вселенские соборы? Есть ли это в каком-либо смысле внешний авторитет (ведь, кроме догматов, там установлялись и каноны, основа церковного устройства), есть ли восточное Православие Церковь седми Соборов, или и это «рационализм», и она есть только моральное единство свободы и любви?

Светский богослов. Конечно, есть Церковь седми Вселенских соборов, но принимаемых не как внешний принудительный авторитет, а как самосознание всей Церкви, их приемлющей и установляющей их вселенскость. И такое значение могут иметь не только Вселенские соборы, а, например, Послание Восточных Патриархов и другие подобные акты, как общего, так и частного характера (вплоть до признания и принятия в среду православных Вселенских Патриархов Патриарха российского).

Беженец. Однако это не исключало того, что от лица Церкви Патриархами и вообще иерархами провозглашались вероучительные определения, которые потом обличались в наклоне к Латинству или Протестантству, – подобные примеры были и на Востоке, и в России (Стефан Яворский и Феофан Прокопович).

Светский богослов. Именно это и подтверждает, что для Церкви нет внешнего авторитета, ни Собора, ни Патриарха, но существует только внутреннее приятие или неприятие Церковью, которое есть чудо, не поддающееся никаким внешним условиям: Дух дышит, где хочет, и никто не знает, как он приходит и куда уходит, и не мерою дает Бог Духа.

Беженец. Но разве вы не чувствуете, как вы приближаетесь к квакерству и духоборству, то есть к церковному анархизму и аморфизму, что есть во всяком случае духовная реакция. И затем это просто неверно и не соответствует исторической действительности. Вселенские соборы имеют авторитет для Церкви, если вам угодно так называть, то и внешний авторитет, именно как факт всецерковного, законно созванного собрания. Нельзя укрываться в такие туманности и общие фразы, как «рецепция» или принятие церковным телом и подобное. Это еще можно натянуть кое-как относительно догматов, но уже никак не натянешь относительно канонов, которые имеют силу церковных законов именно как постановления Соборов. Если в числе Соборов оказались непризнанные, самозваные, – объясняйте это как умеете и на этой почве имейте дело с католиками, у которых есть на это ответ простой и ясный. Но не нужно юридических и догматических фикций и презумпций там, где надо быть церковным позитивистом, то есть признавать силу совершившегося факта. Таковым фактом являются и Вселенские соборы, деяния которых суть властные акты Церкви, ее законы, обще-Церковным сознанием «тела Церкви» они проверяются, но его собою определяют. Так есть, да так, конечно, и должно быть, не может не быть. И смешно и нелепо с укоризной говорить о внешнем авторитете: разве в Церкви есть что-нибудь внешнее, что вместе с тем не было бы и внутренним, разве власть архиерея совершать рукоположение есть внешний только, а не внутренний вместе с тем факт церковной жизни, разве власть его над клиром и епархией имеет лишь внешний, а не внутренний авторитет? Можно сказать безбоязненно: где нет внешнего, там нет и внутреннего в Церкви. Самые интимные, таинственные акты, чудеса чудес, поставлены Церковью в неразрывную связь с внешними фактами, предметами, действиями. «Ты учитель Израиля, и этого ли не знаешь?» Так хочется сказать всем духоборам. Вот и в вопросах догматических, при возникновении их в Церкви, разрешение их сводится к тому, чтобы поставить сознание церковное перед внешним фактом авторитетного их разрешения. Но как это мыслите вы себе в Русской Церкви? Или, может быть, полагаете, что догматическое самосознание Церкви совершенно исчерпывается семью Соборами, и новых возможностей не может и явиться? Тогда придется напомнить, что в самой Константинопольской Церкви в XIV веке были Соборы догматического характера, вызванные паламитскими спорами и вынесшие вполне догматические определения о свете Фаворском.

Светский богослов. Я такой исключительности не разделяю, но не вижу и никакой особенной трудности для Русской Церкви в разрешении этих вопросов, по крайней мере она была не больше, чем во время Вселенских соборов.

Жизнь Церкви всегда одна и та же, она не знает перерывов.

Беженец. Сравнения с эпохой Вселенских соборов даже не может быть. И прежде всего, тогда было единство Церкви, установляемое церковной властью. На Востоке она принадлежала, конечно, императорам, которые и созывали Соборы по соглашению с Римским Папой, которому и тогда принадлежала церковная власть на Западе. Таким образом, возможен был действительно Вселенский собор, ибо на него созваны были представители от всей тогдашней вселенной. Где же теперь возможности для созыва такого Собора? Прежде всего, отсутствует вся западная половина Церкви, благодаря церковному расколу, следовательно, настоящий Вселенский собор на одном Востоке невозможен.

Светский богослов. В моих глазах это не имеет никакого значения: вселенскость Православия не есть географическое понятие, на Соборе нужно представительство не от всех земель, но