От ужаса, что мне придется заходить в ту комнату и шарить по стенам руками в поисках выключателя, голову еще сильнее сдавило тисками.

А может, пойти наверх и барабанить в дверь, пока не вернется Андрей и не выпустит? Да, так было благоразумнее и надежней, если бы не одно но. Я все еще не хотела встречаться с ним.

Переборов волну паники, встала и наощупь пошла по стене внутрь, в комнату с глазами. Мне повезло, выключатель нашла почти сразу. Я щелкнула и резко развернулась.

Сначала ослепла от света. Но стоило только оглядеться, я ослепла от ужаса!

Закричала и снова упала в обморок.

Поглотившая меня темнота быстро переросла в кошмар. Со всех сторон на меня смотрели неживые глаза убитых животных. Я задыхалась от вони, от крика, но не могла отвернуться, убежать. Не могла даже закрыть глаза.

Вокруг только могильный холод и мёртвые животные. И тут сердце останавливается, когда я чувствую холодные пальцы на лодыжках. Но от спазма в горле не могу даже закричать.

Ко мне подбирается Мари. Но сейчас мачеха выглядит как мёртвая, с такими же стеклянными белесыми глазами. И от ее вони меня мутит.

Я сжимаюсь от страха и ужаса и движение отгоняет кошмар, приводит в чувство. Но мне так страшно открывать глаза! Я так боюсь, что кошмар повторится.

Но память начинает медленно подкидывать то, что я успела разглядеть в страшной комнате.

Чучела. Да, много чучел. Голова лося, кажется, кабана… Медвежья шкура, растянутая на стене. Я помню её. Даже птицы, подвешенные под потолком.

Да, просто чучела, как и в трофейной. Тогда, почему я так испугалась, что отключилась?

В памяти мгновенно всплыло что-то еще, жуткое и неприемлемое. Человек? Растянутый и подвешенный к потолку?

Внутри всё сжалось. Не мог же Андрей сделать чучело из человека?! Господи… Это же убийство!

Мёртвые стеклянные глаза… Ко мне словно приклеился их взгляд. Сейчас я чувствовала на себе сотни мёртвых взглядов!

Сколько я уже здесь лежу? Пора подниматься и бежать. Бежать из этой комнаты, из этого дома, из жизни Андрея. Он — не моя история, это я поняла совершенно точно!

С трудом поднялась, и схватилась за голову. Рукой сразу почувствовала липкую влажную грязь. Отняла руку и вздрогнула, обнаружив испачканные в крови пальцы. Наверное, при падении я ударилась. Может, все эти кошмары часть травмы?

Осторожно посмотрела на стены, с которых действительно смотрели на меня стеклянными глазами чучела. Продышаться не могла от специфического запаха. Да, наверное, животных обрабатывали, прежде чем превратить их в чучела, но вонь мертвечины словно въелась в стены этой комнаты.

Очень давил темно-красный цвет, в который были выкрашены стены. Цвет запекшейся крови. Он больше всего подходил к этой мёртвой комнате.

Я с трудом заставила себя отвлечься от стен и посмотреть вглубь комнаты, где стоял высокий металлический стол, еще один с инструментами, а за ними…

Сильно задрожав, я закусила себе губы, чтобы не заорать и не хлопнуться в обморок.

У противоположной стены на дыбе был распят муляж человека. Женщины. С париком каштановых волос. С прикрепленной на место лица фотографией.

Превозмогая отвращение и страх, я двинулась вперед, огибая столы и стараясь не смотреть на инструменты, чтобы рассмотреть фотографию на муляже.

Почему мне важно знать, о ком думает Андрей, издеваясь в этой комнате над куклой-женщиной?

Чем ближе я подходила, тем отчетливее видела вмятины на муляже от ударов, разрезы от ударов ножом и даже топором, сломанную шею, на которой еле держалась прикрученная обратно голова.

Фотография, пришпиленная булавкой ко лбу была старая, черно-белая, такая, каких у нас много хранилось в доме, в папином фотоальбоме с юности. Я присмотрелась, поднимаясь на носки, чтобы разглядеть поближе, и закричала от ужаса.

С фотографии на меня смотрели мои глаза!

Я сорвала старую фотографию, которая в отличие от манекена отлично сохранилась, и жадно разглядывала мамино лицо. Откуда у Андрея фото моей мамы? Почему фотография на изувеченном манекене?

Спрятав фотографию в карман, я сделала шаг от дыбы и вскрикнула, наткнувшись на металлический стол. Сверху раздался лязг открываемой двери. Я по инерции бросилась наверх, в последнюю минуту сообразив, что не знаю, как Андрей отнесется к моему проникновению сюда.

А Андрей был зол. Первым он заметил меня, а вторым — отсутствие фотографии моей мамы. Я молча смотрела, как он резко разбирал манекен из крепежей дыбы, не проронив ни слова, и взвизгнула, когда поймал меня за руку и притянул к конструкции.

— Сунула свой любопытный носик в мое логово? — сдавленно заговорил он.

— Я не хотела… Случайно…

— Конечно. Но и я не хочу, чтобы мои секреты всплывали через столько лет.

Я с ужасом смотрела как он закрепляет мое запястье на дыбе, сначала одно, потом второе. Пыталась вырваться, но он удержал. Только когда мои руки оказались пристегнуты и подняты вверх, Андрей вцепился пальцами в подбородок и долго всматривался в лицо, не давая отвернуться.

— Как она, лицом как ангел, но какая же гнилая внутри, — последние слова он выплюнул, потом размахнулся и ударил по щеке.

Я закричала от боли, от обиды. Слезы полились сами собой.

— Отпусти меня!

Андрей присел на корточки и стал закреплять к дыбе еще и лодыжки. Теперь стало страшно. Я вспомнила каждую метку от удара по манекену и его свернутую шею. Я просто не выживу, если он сделает это со мной.

— Отпусти, — простонала я, сдерживая истерику на грани.

— Нет, малышка, ты провинилась. Очень сильно провинилась. И я накажу тебя.

Рыдания прорвались наружу.

— Можешь кричать, отсюда тебя все равно никто не услышит.

Андрей впился поцелуем в шею, оставляя на коже безобразные болезненные засосы. Я пыталась вырваться, но он ударил меня по щеке, рассекая губу до крови. Его язык сразу же стал зализывать рану, делая жадный поцелуй в губы еще более мучительным.

Кричать? Но кто придет, даже если услышит?

Умолять о пощаде? Вдруг он сжалится и отпустит?

— Андрей! — имя вырвалось из горла каркающим звуком, но мужчина даже внимание не обратил, придавливая меня своим телом к дыбе.

По его напряжению и жадным, грубым ласкам, я знала к чему все идет. Но может после этого он отпустит?

— Андрей? — я попробовала смягчить голос, почувствовав надежду на освобождение. — Давай поднимемся наверх? Я хочу обнять тебя…

— Обойдешься, — оборвал он. — Сначала я заставлю тебя страдать, как ты все это время заставляла страдать меня.