Мятущиеся «живые классики»

Идеологические взгляды и настроения той части национальной интеллигенции, которая участвовала в Украинской революции 1917–1920 гг., а затем претерпевала от репрессий и иных преследований, целиком понятны. Однако это не дает исчерпывающего представления о распространенности и корнях оппозиционных настроений, скрытой фронды коммунистической власти в среде украинских интеллектуалов. В этой связи целесообразно рассмотреть настроения тех представителей украинской интеллигенции, которые, по сути, еще при жизни получили статус «классиков», заняли солидное место в союзном и республиканском истеблишменте и были отмечены наивысшими наградами и званиями.

Весьма индикативным в этом отношении является фигура выдающегося кинорежиссера и кинодраматурга, кинодокументалиста, писателя Александра Петровича Довженко (1894–1956), чье имя в 1957 г. присвоили Киевской киностудии художественных фильмов. Творчество А. Довженко отмечено званием Народного артиста РСФСР, двумя Сталинскими премиями (Ленинская премия присуждена посмертно), орденами Ленина, Красного Знамени и Трудового Красного Знамени[183]. Известно об искреннем расположении к нему И. Сталина, «директивно» поручившего Довженко снять фильм «Щорс» (и постоянно «подправлявшего» ход работы над лентой), их длительном личном общении.

Сложный идейно-душевный мир мастера экрана демонстрируют агентурно-оперативные материалы дела-формуляра «Запорожец» ОГПУ – НКВД – НКГБ – МГБ на А. Довженко[184]. В нем содержатся оперативные наработки 1928–1946 гг. При этом разработку режиссера вели органы госбезопасности как Украины, так и Союза ССР, поскольку тот длительное время работал и в Москве. Дело на А. Довженко велось с «окраской “украинская контрреволюция”», в 1930-х гг. его подозревали в участии в «украинском контрреволюционном националистическом подполье». Известно стало и о том, что он служил в армии Украинской Народной Республики, участвовал в составе отряда гайдамаков в штурме завода «Арсенал» в январе 1918 г. и подавлении прокоммунистического восстания его рабочих (о котором затем снял художественный фильм с противоположных идейных позиций). В конце 1919 г. житомирской ЧК приговаривался к «концлагерю до конца гражданской войны», однако благодаря заступничеству Украинской коммунистической партии («боротьбистов») был отпущен и сделал карьеру в советских структурах, побывал на дипломатической работе в Варшаве и Берлине (правда, по словам самого Довженко, это престижное бюрократическое поприще его не устраивало – он рассчитывал за границей «учиться рисованию»).

Режиссера плотно «освещала» многочисленная агентура, преимущественно из творческой среды и близкого профессионального окружения (включая «маршрутированных» из Москвы коллег), приятелей и друзей, а также его односельчанин – один из лидеров Украинской автокефальной православной церкви 1920-х гг. Василий Потиенко – конфидент ОГПУ – НКВД «Сорбонин». Среди негласных источников оказались личный друг – писатель «Уманский», приятель – харьковский художник «Стрела», композитор «Черный», писатель «Павленко», ученый «Философ», кинооператоры «Тимофеев» и «Самойлов», шофер «Алексин». Развернутые материалы давал конфидент «Охотник», по словам контрразведчиков, на завершающем этапе войны работавший над «информационными материалами о ползучем национализме в рядах украинской интеллигенции», используя свои качества «квалифицированного агента, занимающего видное положение в украинских литературных кругах» («Охотнику» даже предлагалось устроить личную встречу с секретарем ЦК КП(б)У Н. Хрущевым).

17 июня 1940 г. нарком внутренних дел СССР Л. Берия, ознакомившись с агентурными материалами на «Запорожца», приказал взять его в более активную агентурную разработку, применив также перлюстрацию его корреспонденции, наружное наблюдение, прослушивание телефонных каналов и другие «литерные мероприятия». Из Москвы по заданию НКВД СССР в Киев приезжали для участия в разработке представители киносреды «Гринвальд», «Альберт», «Верова», «Викторов», «Журналист». В середине 1940-х гг. к разработке «живого классика» был причастен и упоминавшийся полковник С. Карин-Даниленко. К «изучению» кинематографиста привлекался и суперагент советской спецслужбы Николай Глущенко («Художник», «Ярема»), в то время состоявший в негласном аппарате 4-го Управления НКГБ СССР[185].