Десять тысяч книг, включая весьма ценную коллекцию Талмудов, было украдено из парижской раввинской школы, а еще четыре тысячи — из Федерации еврейских общин. Грабежам также подверглись синагоги и еврейские книготорговцы — к примеру, со склада книжного магазина Липшица были вынесены все имевшиеся двадцать тысяч книг.

Сберечь от грабителей удалось лишь несколько коллекций. Так, отряды гестапо не смогли отыскать подвал, в котором были спрятаны написанные на идише книги маленькой Библиотеки Медема, основанной еврейскими иммигрантами из Восточной Европы. Однако это было слабым утешением, поскольку в библиотеке хранилось всего около трех тысяч книг.

Грабительская операция во Франции приобрела невероятный размах: по оценкам, ЭРР разграбило 723 крупные библиотеки, содержащие более 1,7 миллиона книг. Объемы награбленного существенно возросли, когда ЭРР запустил во Франции свой «Проект М», мишенями которого стали дома евреев, которые бежали из страны или были депортированы. Только в Париже было полностью зачищено 29 ооо квартир, после чего все вынесенное из них отправили на поездах на восток.

Было в этой систематической зачистке и полном уничтожении всех свидетельств существования евреев в Европе что-то невероятно зловредное. Все оставленные личные вещи — письма, фотоальбомы, дневники — конфисковывались, выбрасывались, сжигались или уничтожались на бумажных фабриках. После зачистки в дома въезжали новые жильцы. Казалось, евреев, которые там жили, их жизней, воспоминаний, мыслей и вовсе никогда не существовало.

Точно неизвестно, сколько частных библиотек и книг было похищено в ходе операции «Проект М», однако их количество, должно быть, исчислялось миллионами. Операция была столь масштабной, что пришлось открыть три распределительных пункта, где подневольные работники сортировали, ремонтировали и упаковывали конфискованную собственность. Один из них, находившийся на складе в XIII округе Парижа, немцы называли Большим Аустерлицем. Узники, однако, называли его Галереей Аустерлиц, по аналогии с роскошным универмагом Галерея Лафайет. Работа по сортировке конфискованной собственности не прерывалась до самого августа 1944 года, когда войска союзников подступили вплотную к Парижу.

В Эльзасе и Лотарингии, аннексированных нацистской Германией, шла литературная чистка другого толка. Там нацисты забирали всю французскую литературу в попытке германизировать регион и вытеснить французскую культуру и наследие.

Хотя львиная доля французской добычи досталась ЭРР, РСХА тоже не ушло с пустыми руками. Многие библиотеки и архивы политически активных еврейских организаций в итоге оказались переданы РСХА. Там осели и некоторые фрагменты Библиотеки Всемирного еврейского альянса. Когда 26 марта 1941 года состоялось официальное открытие Института изучения еврейского вопроса и началась конференция, многие парижские библиотеки уже прибыли во Франкфурт.

В своей торжественной речи Альфред Розенберг с гордостью провозгласил, что институт теперь обладает лучшей в мире еврейской библиотекой: «Будучи частью Института изучения еврейского вопроса, который сегодня открывает свои двери, эта библиотека уже содержит огромное количество документов, имеющих большую важность для еврейской истории и европейского политического развития. Сегодня это крупнейшая в мире библиотека, посвященная иудаизму. В грядущие годы эта коллекция будет расширяться максимально целенаправленным образом».

Книг со штампом Института изучения еврейского вопроса не так много, они относятся к сравнительно небольшому числу книг, которые успели каталогизировать. Сотрудники не в силах были справиться с притоком похищенной литературы. К 1943 году во Франкфурт поступило уже полмиллиона книг.

Историк Филип Фридман утверждал, что нацистам важно было разграбить еврейские библиотеки и институты, занимающиеся высшим образованием и ведущие научно-исследовательскую и другую интеллектуальную деятельность. Грабительская операция служила двойной цели, отчасти лишая еврейское население культурной основы и образования, а отчасти обогащая идеологические исследования нацистов. С этой точки зрения, Всемирный еврейский союз был основной целью.

Таксист резко остановился и показал на переулок. Я помедлил. Не похоже было, чтобы в этом переулке находилась знаменитая библиотека. Потемневшие от выхлопных газов балконы потрескались; казалось, они могут упасть в любой момент. Я взял адрес из письма и теперь оказался на другом конце города, в южной части Латинского квартала. Здания в переулке напоминали многоквартирные муниципальные дома, но в то же время было в них и что-то от модерна. Позже я узнал, что дома построили после войны, чтобы дать бездомным парижанам крышу над головой.

Сверившись с клочком бумаги, на котором я записал номер дома, я подошел к ничем не примечательной двери, возле которой стояли ходунки. Изучив длинный список жильцов, между фамилиями Миссо и Шовель я нашел немного кривоватый ярлычок Русской библиотеки имени Тургенева. Я видел это название и раньше, в отчетах ЭРР из Парижа, но не знал точно, продолжила ли библиотека свое существование, пока не нашел длинное эссе о ее трагической и удивительной судьбе, написанное историком Патрицией Кеннеди Гримстед.

В квартире на первом этаже я встретился с Элен Каплан, пожилой женщиной с угольно-черными волосами и ярко-красными губами, которая при ходьбе опирается на костыль. Каплан — библиотекарь и глава ассоциации, которая управляет библиотекой.

Мои глаза не сразу привыкли к полумраку — сквозь маленькие, закрытые шторами окна библиотеки внутрь проникало очень мало света. Квартира едва не лопалась от книг, которые стояли на стеллажах, идущих от пола до потолка. Между стеллажами виднелись пожелтевшие бюсты русских писателей, старые чемоданы, мусорные пакеты и сломанные настольные лампы. В углу лежала русская тряпичная кукла и стояла вырезанная из дерева модель православной церкви. Сотни книг, которым не нашлось места на полках, лежали стопками на полу и на столах, прогибавшихся под их тяжестью.

«У нас здесь особый пол, ведь книги очень тяжелые», — сказала Каплан, несколько раз стукнув костылем по паласу.

Русская библиотека имени Тургенева относится к особой категории библиотек, которые во время войны стали жертвами грабительских операций: это эмигрантские библиотеки. Сотни лет в Париж стекались политические беженцы и неугодные на родине интеллектуалы: художники, писатели и другие люди, которые приезжали в этот город в поисках места, которое Даст им свободу мысли и самовыражения. В Париже в разное время обосновывались анархисты, коммунисты, диссиденты, аристократы без гражданства, монархи и диктаторы.

В XIX веке город принял волну политических иммигрантов с востока. Среди первых переселенцев были поляки, которые вынуждены были бежать ИЗ Польши, после того как в ноябре 1830 года в Варшаве разразилось восстание под лозунгом восстановления независимого польского государства, не существовавшего с 1795 года. В Париже в том числе осел и польский князь и политический деятель Адам Чарторыйский. В наполеоновскую эру он занимал пост министра иностранных дел Российской империи, но в 1830 году поддержал восстание и был избран первым президентом Польши. После подавления восстания в 1831 году более шести тысяч офицеров, политиков и интеллектуалов вынуждены были покинуть Польшу. Резиденция Чарторый-ского в отеле «Ламбер» на берегу Сены стала центром польского эмигрантского сообщества и оппозиционного движения, которое хотело вернуть Польше независимость. В 1838 году была основана Польская библиотека, которая вскоре завоевала центральное место на цветистой франко-польской культурной сцене, где творили Фридерик Шопен, Жорж Санд, Зигмунд Кра-синский и польский поэт-романтик Адам Мицкевич. Библиотека стала крупнейшим автономным польским культурным институтом за пределами Польши и важным символом польской борьбы за независимость.