– «Костер-9»?

– Электромагнитный обогреватель, – пояснил Шрам. – Отличная вещь, когда нет возможности погреться у настоящего костерка. Так что скажешь, командир? Устроим привал?

Егор кивнул и сказал:

– Давай.

Пять минут спустя бывшие узники сидели вокруг шарообразного электромагнитного обогревателя, источающего легкое мерцание, и протягивали к нему озябшие руки.

Волчок присел рядом с Юлей. На этот раз она сразу откинула капюшон и улыбнулась Егору как другу.

– Устала? – спросил он.

– Немного, – ответила девушка.

– Шрам говорит, что до Резервации совсем недалеко.

Они помолчали.

– Расскажи мне о себе, – попросил Егор после паузы.

– Что именно ты хочешь знать? – уточнила Юля.

– Не знаю. Наверное, все.

В больших зеленоватых глазах девушки мелькнуло удивление. Но потом она мягко проговорила:

– В моей жизни не было ничего интересного. Я родилась в ветхой землянке. Мое детство прошло среди темных катакомб, в вечном страхе за себя и за своих близких. С тех пор миновали годы, я стала взрослой, но в моей жизни ничего не изменилось.

«И это все из-за меня, – подумал Егор, представив себе ужасы, выпавшие на долю этой зеленоглазой хрупкой девушки. – Чертов болван!»

– Почему ты хмуришься? – спросила Юля, внимательно на него посмотрев.

– Мне жаль, что твоя жизнь сложилась именно так, а не иначе, – сказал Егор.

Она пожала плечами:

– А разве были варианты?

– Варианты есть всегда.

Юля покачала головой:

– Не думаю. Мы не можем выбирать свою судьбу. Мы всего лишь слэвы – «славянское отродье». Слуги, рабы, неприкасаемые… Фашисты даже наших девушек берут в свои гаремы лишь для того, чтобы унижать их, заставлять делать то, чего никогда не потребуют от равной себе арийки.

– А как насчет тебя? – тихо спросил Волчок.

– Что? – не поняла Юля.

– Тебе тоже приходилось этим заниматься?

Девушка покачала головой:

– Нет. У нашей семьи был высокий покровитель. Он был влюблен в мою мать. Мы работали так же, как другие, но были освобождены от некоторых повинностей.

– И как к этому относились ваши знакомые?

Юля пожала плечами:

– Да никак. Мы такие были не одни. Арийцы часто заводят себе тайные увлечения. Они называют это «тягой к грязи». А еще – «хтоническим зовом подземных богов». Они презирают себя за эти увлечения, но не могут без них обойтись.

Егор некоторое время молчал, словно впал в задумчивость, потом вздохнул и проговорил глухим голосом:

– Ваш мир ужасен.

– Ко всему можно привыкнуть, – возразила Юля. – Даже к белоглазым мордам этих выродков.

Некоторое время оба молчали. Первой молчание прервала девушка:

– Могу я тебя спросить? – осторожно начала она.

Егор кивнул:

– Спрашивай.

– Почему ты ведешь себя так, будто ты пришелец в этом мире.

– Я и есть пришелец.

– Что?

Егор нахмурился:

– Это сложно объяснить. Но самое главное – ты мне все равно не поверишь.

– А ты попробуй.

– Мой знакомый – профессор Терехов изобрел Машину времени. Я отправился в прошлое и убил величайшего из тиранов. Я думал, что мой поступок спасет жизни миллионам людей и что мир от этого станет лучше и светлее. Но когда я вернулся – я застал вместо привычного мира этот кошмар.

Юля обдумала его слова и сказала спокойно и даже буднично:

– Ты утверждаешь, что изменил ход истории?

– Да. Мой поступок изменил мир. Москва две тысячи одиннадцатого года, которую я знал, была прекрасным городом. Фашистов победили в сорок пятом году прошлого века. У меня было счастливое детство и неплохая юность. Все было иначе, понимаешь?

Юля нахмурила лоб:

– Твои слова звучат странно. Но я тебе верю. Не может быть, чтобы этот кошмарный мир был единственным, что заслужило человечество. Я много думала об этом. И знаешь… – Юля слегка смутилась. – В детстве я видела хорошие сны, и в снах этих я жила в красивом доме, и у меня была хорошая семья, и люди вокруг были свободны и счастливы. Быть может, я видела тот мир, про который ты говоришь?

– Да, – неуверенно произнес Волчок. – Может быть. Один умный человек говорил мне когда-то, что наши сны – это призрачное эхо других реальностей, в которых мы проживаем другие жизни.

Юля улыбнулась:

– Хотела бы я, чтобы это было так. И что ты теперь намерен делать, Волчок? Ты собираешься все исправить, верно?

– Я должен отыскать профессора Терехова. Если он, конечно, жив. Я попрошу его послать меня обратно в прошлое, чтобы я смог исправить свою ошибку.

Юля помолчала, обдумывая его слова, а потом неожиданно спросила:

– В твоем мире люди поют песни?

– Да, – рассеянно ответил Егор.

– У нас песни запрещены. В детстве мать пела мне колыбельную, но я ее совсем не помню. Ни слов, ни мелодии. А ты знаешь какую-нибудь песню?

– Да. Наверное. Сейчас…

Егор напряг память и пропел первое, что пришло ему в голову:

По минутам осыпается

Ожидание невозможного,

Ранним утром просыпается

От движения неосторожного.

Как молчание ледяной зимы,

Нас окутало неизвестностью.

Здесь так долго друг друга искали мы,

И конечно, пропали без вести…

Проститься…

За потерей потеря,

И года полетели.

За дождями метели.

Перелетные птицы…

Егор замолчал. Юля смотрела на него широко раскрытыми глазами, на щеках ее проступил взволнованный румянец.

– Ты сам это придумал? – спросила она тихо.

Егор качнул головой:

– Нет. Это «Уматурман». Группа.

– Боевая?

– Что?

– Боевая группа?

Он усмехнулся:

– В каком-то смысле да.

Юля отвела взгляд. Она долго молчала, а потом сдвинула брови и спросила:

– Скажи, а в том мире, про который ты говорил… там тоже была я?

– Да, – ответил Егор. – Ты была там.

– И мы с тобой…

– Мы любили друг друга.