В романе «Дамское счастье» (1883) Эмиль Золя с ужасом и восторгом описывал волнение, вызванное появлением огромных универмагов, настоящих дворцов, превращавших покупки в разновидность отдыха. Универмаги действительно вызывали очень противоречивые эмоции; многие владельцы мелких лавок горько жаловались, что те подрывают их бизнес. Филип Г. Норд, автор «Парижских лавочников» и «Политики обиды», утверждает, что ущерб мелким предприятиям наносил «не рост числа универмагов» сам по себе, а скорее масштабные перемены в экономике и устройстве городской жизни; прежде всего, речь идет об «османизации» Парижа, изменившей географию торговли, в также о «Великой депрессии» 1880‐х и 1890‐х годов. Так или иначе, однако, универмаг стал символом процветания большого города[248].

Франсуаз Тетар-Виттю также отмечает, что многие модные лавки были украшены «художественно оформленными витринами», и универмаги «не сильно отличались от больших специализированных домов моды (будущих поставщиков от-кутюр), которые располагались выше уровня улиц; они размещались на „благородном“ этаже нового здания или бывшего частного особняка; к их дверям вела изящная лестница. Внутри модных домов имелось несколько комфортабельных комнат», включая зал ожидания, выставочный зал, примерочную, а также комнаты, отведенные под конкретные аксессуары[249].

В Париже имелись магазины разной величины и разных специализаций. Например, шляпные лавки соседствовали с универмагами и модными домами. Все они, взятые вместе, превращали Париж в потребительский рай. Художники того времени часто изображали торговые предприятия: Дега писал шляпные мастерские и их обитательниц, Тиссо рисовал продавщиц, которых мужчина-буржуа рассматривает сквозь изящно украшенную витрину. Ассортимент в большинстве магазинов был небольшим и ограниченным; универмаги, однако, закупали всевозможные товары оптом – в том числе и конфекцион. Сегодня нас не удивляет, что в одном магазине продаются зонтики, чулки, шелк и готовая одежда. Но раньше покупателю приходилось посещать несколько лавок, каждая из которых торговала одним определенным видом товара. Традиционно вы заходили в магазин, просили взглянуть, скажем, на отрез шелка и спорили из‐за цены. Универмаги имели фиксированные цены, и, поскольку они закупали товары в большом количестве, стоимость последних была значительно ниже обычного. Некоторые из магазинов в Пале-Рояле также торговали по стабильным ценам, но это были роскошные магазины, и товары там стоили стабильно дорого.

В старомодных магазинах праздное любопытство не поощрялось, но продавцы в универмагах, напротив, приветствовали покупателей, которые забредали «просто посмотреть». Нежелательным побочным эффектом этой политики были магазинные кражи, которые представители среднего класса именовали «клептоманией». Магазины проектировались так, чтобы завлечь покупателя в лабиринт, прерывающийся великолепными экспозициями товаров. Кроме того, покупателей соблазняли распродажами и специальными предложениями. Однако первым, что привлекало внимание прохожих, была витрина. Они уже существовали в небольших магазинах и составляли характерную черту разнообразных универсальных выставок, но в универмагах они особенно бросались в глаза. Персонажей Золя неудержимо тянет к каждой витрине, их соблазняет и ошеломляет множество прекрасных вещей: «…вверху по диагонали были расположены зонтики в виде крыши деревенской хижины; внизу на металлических прутьях висели шелковые чулки, словно обтягивавшие округлые икры; тут были чулки всех цветов: черные с ажуром, красные с вышивкой, тельного цвета, усеянные букетиками роз, и атласистая вязь их казалась нежной, как кожа блондинки»[250]. Но следующая витрина – «шелк, атлас и бархат» – оказывается еще более потрясающей, и юная героиня шепчет в изумлении: «Такой фай и всего по пять шестьдесят!» Даже самого искушенного покупателя подавлял «водопад тканей, ниспадавший сверху и расширявшийся по мере приближения к полу. Сначала брызгами падали блестящие атласные ткани и нежные шелка: легкие кристально прозрачные шелка – „Зеленый Нил“, „Индийское небо“, „Майская роза“, „Голубой Дунай“». Затем являлись дамаст, парча и бархат, образующий «своими перемежающимися пятнами неподвижное озеро, где, казалось, плясали отсветы неба и окружающего пейзажа. Женщины, бледнея от вожделения, наклонялись, словно думали увидеть там свое отражение»[251].

Универмаг был отдельным миром, с лестницей, почти такой же величественной, как в Опере, с чайными, детскими комнатами, витринами, демонстрирующими предметы интимного туалета, которые выглядели так, будто «толпа хорошеньких девушек постепенно раздевалась здесь, переходя из отдела в отдел, пока на них не оставался лишь нежный атлас кожи». Были комнаты, куда мужчины, «даже мужья», не допускались, однако в запретах почти не было необходимости: в те времена, как и сейчас, универмаг был всецело женской территорией. Продавцы, garçons de magasin, составляли исключение. В романе Золя они одеты в ливреи: «в светло-зеленых брюках, таких же куртках и полосатых, красных с желтым, жилетах». Впрочем, на иллюстрациях того времени продавцы и продавщицы часто одеты в скромные черные костюмы или платья. В отличие от обычных торговцев, служители универмага не давили на покупателя, не лебезили перед ним, не торговались. В этом не было нужды: за пределами мощного гула, царившего в магазине» лежал необъятный Париж – тот Париж, «который будет все время доставлять сюда покупательниц»[252].

Берталь. «Чарльз Фредерик Ворт». Карикатура из «Комедии нашего времени». 1874

Месье Редферн с ассистентками и моделью. Les Créateurs de la mode. 1910

Маскарадные костюмы. Модная картинка. Le Monde Elegant. 1865

Маскарадные костюмы. Модная картинка. Journal des Demoiselles. 1865