– Что ты успела натворить, чтобы за тобой наёмников посылать? – Саги подхватил короб и зашагал к дому.

Похоже, ответ на вопрос Саги не слишком интересовал.

– Слезть помоги, а, – к голосу возвращалась твёрдость.

– Подъезжай к конюшне, сейчас покупки отнесу и подойду.

Саги исчез за дверью.

«Зачем он так вырядился?»

Не дожидаясь приказа, Рыжик добрался до конюшни и продолжил благое дело освобождения клумбы от жёлтых разлапистых цветов: при внимательном рассмотрении они напоминали мохнатых пауков размером с ладонь. Я дышала полной грудью. Мышцы расслаблялись, сердцебиение выравнивалось.

«На сегодня всё, больше никаких приключений, – мысль легла на сердце тяжёлым холодным камнем. – Ах да: следователь…»

Желудок сжало, и тошнота удушливой волной подступила к горлу.

«Спокойно», – я глубоко вдыхала и медленно выдыхала.

Тошнота отступала.

Цвета вдруг стали ярче, теплее. Мерещится? Я приподняла голову: огромное полотно белых облаков только что освободило солнце.

Облака – огромные, пухлые, а за ними – пронзительная синева.

Спокойная величественная красота… от неё душа пела.

Дверь отворилась. Саги вышел в голубой рубашке и чёрных шароварах, прихваченных снизу ремешками сандалий, плотно обхвативших узкие стопы…

Я подняла взгляд на строгое лицо:

– Почему ты был в маске?

Поморщившись, Саги подошёл и протянул руки:

– Всегда так выхожу в город.

– Почему?

В его потемневших глазах мерцали блики:

– Ты слезать собираешься?

Кивнув – мир качнулся, – я ухватилась за луку, перекинула ногу через круп и соскользнула в сильные руки. Прикосновение отдалось жгучей болью в синяке на бедре, дыхание перехватило, я стиснула зубы. Саги качнулся отступить – я впилась в его рукав:

– Почему ты так одеваешься?

– Проблем не хочу, – глаза у него были немного разные.

Левый глубоко синий, а правый ближе к фиолетовому.

Вскинув руку, я козырьком прикрыла его лицо от света. Оттенок глаз всё же отличался, и в равномерной тени разница стала заметнее.

– Что? – Саги нахмурился, но оставался на месте.

Что-то было не так. Окружающий мир отхлынул и исчез. Остались только я, Саги и его руки у меня на талии.

– У тебя глаза разные, – прошептала я сквозь учащённые вдохи, от волнения по коже бежали мурашки.

– Да, немного, – шёпот Саги отдавался в груди вибрацией.

Тёплые пальцы коснулись запястья моей поднятой руки, по коже будто потёк огонь… В корсаже стало тесно, жарко в одежде, мне было как-то сильно не так. Я сглотнула. Зачем-то провела по густо-чёрной шелковистой брови – какой упругий, чарующий изгиб.

– Ты красавчик, – вырвалось из полной томительного трепета груди.

Гневно заржав, Рыжик толкнул мордой между лопаток. На секунду я оказалась на груди Саги, вдохнула запах дрожжей и трав, а в следующую секунду он резко отстранил меня и подхватил коня под звякнувшие уздцы:

– Прости, Рыжик, сейчас покормлю.

Они направились в конюшню. «Цок-цок», – звучало размеренно. Вот бы столь же спокойно билось моё сердце, но оно заходилось так, что немели пальцы. И возбуждение: оно согрело, вытравило ужас и холод магического опустошения и пьянило, кружило голову, аж поджилки тряслись.

Я глубоко дышала и повторяла: «Спокойно. Сейчас нельзя. Нельзя». И снова дышала очень глубоко…

Свет в конюшню попадал из дверного проёма и окна напротив. Рассёдланный Рыжик сунулся в ясли, туда Саги шумно высыпал из мешка золотистые зёрна, они ударялись о наглую морду и отскакивали. Конь довольно похрапывал.

Фигура Саги дышала силой, но он сохранял почти женское изящество – настоящее произведение алхимического искусства. Сложив мешок и повесив на перекладину у стены, Саги вернулся к яслям и остановился, наблюдая, как Рыжик хрустит зёрнами, всхрапывает довольно и прядет ушами.

Почему сердце ёкало? Словно пытаясь защититься от чар Саги, я потуже стянула на груди плащ и повторила:

– Почему ты был так странно одет?

– Потому что я красавчик, – Саги выковырнул грязь из-под ногтя указательного пальца.

– А подробнее, – я прислонилась к подпиравшему потолок столбу. Ноги, будь они неладны, подгибались вовсе не от усталости.

Саги неопределённо качнул головой:

– Мне не нужны проблемы с женщинами. И особенно с ревнивыми мужьями.

– Но ты всего лишь гомункул, ты… – От косого взгляда сжалось сердце, всю охватило неприятное беспокойство. Хоть за столб прячься: подальше от тяжёлого прожигавшего взгляда.

– Для некоторых мужчин не имеет значения, чей член влез на его территорию, главное – влез.

Щёки обожгло приливом крови, я с трудом не опустила взгляд.

– Лишние вопросы о несоответствии моего качества этому захолустью тоже не нужны, – Саги продолжил небрежно порывисто чистить под ногтями. – Для всех я настолько грубо сделанный гомункул, что прячу уродство под маской. Только Гауэйн знал правду. Увидел, как я переодеваюсь.

– Э-э, – я опустила голову. Конечно, гомункул не человек, но постоянно прятаться, притворяться кем-то другим… это утомляет. – Мм. Да, думаю, девушки бы на тебя заглядывались.

И даже выстраивались бы в очередь… Я поковыряла носком сапога щель между досками. Искрой мелькнуло светлое воспоминание: объятый солнцем Саги стоит надо мной с чашкой горячего шоколада.

– Мне ты показался. Почему?

Задумчиво глядя на счастливого Рыжика, Саги пожал плечами. Мягко провёл по жёлтой чёлке, очертил пальцем тонкую царапину над глазом так осторожно, что конь не дрогнул.

– Ты столько всего пережила, подумал, тебе надо увидеть лицо, а не чёрную маску.

То утро, вместо «ангела» – закутанное в чёрное безликая фигура. Я передёрнулась:

– Спасибо, это было правильное решение.

Рыжик дёрнул ушами, Саги погладил его по носу и, кивнув, развернулся ко мне, оглядел с головы до ног:

– Сигнальные кристаллы искрили, что стряслось?

Воспоминания налетели чёрной визжащей стаей.

– Кровососы прорвали защиту, – голос дрогнул. – Их так много было, накинулись внезапно, и…

Вздыхая, я опустила голову.

– Кто-нибудь умер? – строго спросил Саги.

Я отрицательно качнула головой.

– Печати восстановлены?

Кивнула.

– Значит, всё в порядке, – Саги на миг прикусил тонкую губу. – Там тёплая вода есть, искупаешься?