Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Когда ты поешь, я же не думаю…
Н. Р.: Это хорошо, кстати, когда ты не думаешь.
– Да, хорошие певцы же не думают о тексте, главное, не сбиться. Не помню, рассказывал ли я вам историю про замыкания Юрия Михайловича Антонова. Он же забывает текст всегда, ну забывая так нормально. Идет концерт, это уже какая-то такая песня к концу, потому что она страшно популярная, он забывает слова, а когда забывает слова, поет единственную фразу, гениальную: «Я фафуфо, я фафуфифу. Я фафуфо фафафуфо» – и диким взглядом на меня, потому что я типа начальник литературной мастерской. А я: «Где крышка гроба твоего…» И он: «Где крышка гроба твоего…», – и тара да дара, дара да. Спел первый куплет, а дальше идет второй, он говорит: «Какие слова во втором?» Я говорю: «Я не знаю». – «Я фафуфо, фафа, фафафа. Где крышка гроба твоего». Дальше тара-рарам, тара-рарам, проигрыш и поворачивается на меня, говорит: «Какие слова в третьем?» – «Ты уже спел два, какая разница?!»
Н. Р.: Все же попадали на эту историю. И я так иногда поворачиваюсь к своим, и они так на меня смотрят, тоже не знают.
– Ну, естественно, да.
Н. Р.: Сейчас мы сыграем песню, мою любимую на нынешний период. У тебя же тоже такая история – какие-то свои песни, которые тебе самому нравятся, есть же такая история?
– Ну, наверное, да.
Н. Р.: Ну, у меня в данный момент…
– Ты будешь петь мою?
Н. Р.: Нет. Я буду с этим же посылом, наверное, да. Нашу. Песня называется «Якоря».
(Песня «Якоря».)
– Коль, с удивлением прочитал, что название придумал ты, и к Люберцам это не имеет никакого отношения, либо это вранье?
Н. Р.: Чистая правда. Мы ехали тогда с Игорем на студию, в электричке.
– Я понимаю, как еще.
Н. Р.: Вот, еду, думаю: «Как обозвать?» И у меня выскочило просто: «Любэ». Во-первых, два слога, четыре буквы – запоминается легко. И вообще это словечко из моей юности, детства: «отлэ», «харэ» да «любэ» и типа того.
Н. Р.: Я прочитал, что «Любэ» придумал Матвиенко. Но это не может быть, потому что это Колькина история. Он оттуда, и только он мог придумать «любэ», «харэ», «закэ» и «спокэ».
Н. Р.: Да.
Н. Р.: «Любэ» мгновенно излечит от старческой деменции, наверное.
– Что-что, прости, я не услышал тебя?
Н. Р.: Ну и не надо.
– Старческая деменция – это, наверное, я думаю, так должны называться конфеты: «Желаете трюфеля либо старческую деменцию?»
Н. Р.: Хотите, сейчас споем песню, с которой у нас все начиналось? Песня, которая была записана самой первой.
(Песня «Батька Махно».)
– Так вот что вам надо?! А скажите, Николай, есть ли в вашей программе песня под названием «Атас»? Вдогонку можно попросить? Чтобы два раза не вставать.
Н. Р.: Тогда у меня встречное предложение. Песня была сделана в сентябре 89-го. Можешь себе представить, сколько раз я проорал слово «атас»?
Н. Р.: Я тебе хочу сказать, что Пол Маккартни Yesterday поет с 63-го года, и что?
Н. Р.: Но я про одно слово.
– Хорошо, пускай они кричат.
Н. Р.: Да! Я к чему говорю-то. Петь не надо, просто тупо орать. Мы можем прорепетировать разок? По руке, один раз все. Значит, подсказываю – на выдохе, со всей пролетарской ненавистью. Поехали!
(Зал кричит «атас».)
Н. Р.: Супер просто. И вот так 32 раза. Ну, поехали, что уж теперь.
(Песня «Атас».)
– А снимался ли ты в кино? Играл ли какую-нибудь роль?
Н. Р.: Играл.
– Кого?
Н. Р.: Разных людей.
– Каких? Где-то проходила история, что ты играл Бернеса, нет?
Н. Р.: Да, в сериале «Люся», про Гурченко, в четырех сериях.
– Появлялся или это была роль?
Н. Р.: Роль, со словами.
– А много было слов?
Н. Р.: Даже иной раз забывались.
– Приятно одну сцену делить с киноактером.
Н. Р.: Спасибо. Ну, надо еще что-нибудь или уже…
– Послушай, ты можешь делать все что хочешь.
Н. Р.: Да?
– Конечно.
Н. Р.: Тогда я пошел.
– Нет, нет, нет. Давайте как в старые добрые времена…
Н. Р.: Никаких вопросов. Песня!
(Песня «Ты неси меня река».)
Н. Р.: У вас замечательная атмосфера, потому что тут ощущения, что зрители все свои.
– Коль, у нас отель «Калифорния». Они находятся здесь, выйти невозможно, меняются только артисты. Мы знаем каждого по имени (смеется).
Н. Р.: Хорошая история.
Маленькая зарисовочка: песенка для вас, девушки, исключительно.
(Песни «Если…», «Не валяй дурака, Америка».)
Группа «Tequilajazzz»
«Классификация текилы состоит из шести видов: тут тебе и золотая с серебряной, бланко и репосадо, пара аньех, и самая, конечно, убойная – это Tequilajazzz! У Жени Федорова, как и в классификации продукта, тоже много вариантов, и мы решили слить все вместе и попробовать Джаз в одном флаконе Текилы!» – Евгений Маргулис.
– Tequilajazzz на «Квартирнике»!
Евгений Федоров: Добрый вечер!
– Сегодняшний вечерок будет посвящен Евгению Федорову, поэтому мы постараемся показать все три команды, где он что-то делает. Оказывается, у тебя большой послужной список. Ты был в середине 80-х звездой андеграундного движения Питера, да?
Е. Ф.: Я был рядом со звездами.
– Ты играл в «АУ».
Е. Ф.: Ну я играл в «АУ» – Автоматические удовлетворители – какое-то время.
– Я думаю, что вопрос, наверное, ненавистный. А ты всегда был лысым?
Е. Ф.: В душе да.
– Подкаст к этому вопросу дурацкому. Было сказано, что ты целый год прожил во Франции.
Е. Ф.: С отъездами.
– За Фантомаса принимали?
Е. Ф.: Конечно. Я почему так долго там сидел. Никто же не знает, что я там делал.
– А вы знаете кто такой Фантомас? Поднимите руки… Какой Жан Маре? Евгений Федоров!
(Песня «Тишина и волшебство».)
– Все рассказывают о какой-то твоей судьбоносной фотографии, где тебе целых три года и ты уже стоишь с бас-гитарой. А почему с бас-гитарой?
Е. Ф.: А я не помню уже, почему с бас-гитарой.
– Как это?
Е. Ф.: Я все детство провел у отца, тогда это называлось оркестровка. Это то, что мы сейчас называем то место, где люди репетируют и сидят, пьют…
– Чай.
Е. Ф.: Например, да.
– А отец у тебя был руководителем биг-бэнда.
Е. Ф.: Я все свое детство провел у папы в такой вот оркестровке. Кто-то мне, видимо, дал бас-гитару для смеха, я так думаю. Досмеялись, дошутились.
– Досмеялись, да. Он, кстати, здорово играет. Мне нравится. Я так не умею.
Е. Ф.: Спасибо, конечно.
– Твой первый вокально-инструментальный ансамбль случился в двенадцать лет. Ты возглавил школьную рок-группу.
Е. Ф.: Не, я не возглавил. Меня взяли, я учился в седьмом классе, и в ансамбле все были десятиклассники. Это было очень круто, когда семиклассника берут десятиклассники. Ну практически уже, я не знаю, дембеля.
– То есть ты стал художественным руководителем коллектива?
Е. Ф.: На следующий год, когда десятиклассники ушли, тогда было десять классов.
– А помнишь первую песню?
Е. Ф.: Я помню первую песню, которую я сочинил, это страх божий, это ужас. Я однажды ночью ее вспомнил с текстом.
– Порази одним куплетом.
Е. Ф.: Нет, я даже не буду.
– Хорошо. Если первая тебе противна, так как у нас сегодня три проекта, вторую давай.