Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конь под Ленуаром заржал и отпрянул, но сыщик спрыгнул с Пегого и, взяв его под уздцы, повел по мосту. Кто там?
У креста стояла старуха, укутанная в шерстяной платок. Глубокие морщины на обветренном лице походили на кору старого дуба, и от этого ее лицо напоминало маску. Бесцветные глаза в сумерках казались совсем белыми. Старуха поправила платок, заправляя под него волосы, и сказала:
– Белый всадник спустился на деревню. Никого не пропускает, кроме меня. Я тут каждый кустик знаю. Иди за мной. Из Дьеппа?
– Из Парижа, – ответил Ленуар.
– Как далеко… Маргарита всегда хотела туда попасть, но так и не случилось. Судьба распорядилась по-другому. Все мы тут живем. Все мы тут и помрем. Иди уж, что стоишь?
Старуха пробормотала, повернулась и быстро пошла к лесу. Ленуар не отставал.
– Вас зовут Маргарита? – спросил он.
– Маргарита. Как цветок. Увядший цветок. – Старуха рассмеялась, и ее сухой смех прозвучал, как треск сломанной ветки.
Деревья, которые в тумане Ленуар принял за чащу, оказались пролеском. Старуха шла на удивление легко для своего возраста. Они прошли вдоль заснеженного поля, а вот по обеим сторонам дороги показались первые дома. На углу висела деревянная табличка с названием улицы – «Чертова».
Ленуару стало не по себе.
– А что у вас за деревня? – спросил он.
– Бург-Ден, – ответила провожатая. – На зиму многие уезжают на заработки в Дьепп. И нас остается совсем горсть: сотня жителей. Маленькая деревня. А вот и мой дом. Привяжи коня в хлеву. Раньше у меня две коровы было…
– Вы их продали? – оставляя Пегого в старом сарае, спросил Ленуар.
– Околели они, родимые… Ну, давай, идем греться.
Обычно дома в Нормандии строили из кирпичей, но этот дом был построен из белого камня. Когда вошли в сени, в нос Ленуара ударил запах душистых трав. Старуха быстро разделась и затопила печь, зажгла керосиновую лампу, и сыщик увидел, что на всех четырех стенах ее жилища висели сушеные букеты цветов, трав и различных растений. В буфете тоже толпились разные мешочки с лавандой, мятой, розмарином и тмином… Их было больше двух сотен. На каждом пришит кусочек ткани с названием растения. Вот почему с непривычки голова-то закружилась! Его приютила на ночь травница.
Без платка и тумана страшная старуха оказалась просто пожилой женщиной с волосами, аккуратно заплетенными в длинные косы. Она приготовила горячую похлебку, полную разных специй, и отрезала большой ломоть хлеба. Ленуар наелся. После холодной дороги ужин показался ему волшебным.
– Иди, я тебе постель уже застелила. Завтра у нас будет важный день! У сына пекаря свадьба! – сказала старуха. – Ты любишь маргаритки? Они такие хрупкие, легче, чем снег.
– Завтра мне нужно будет ехать дальше…
– Куда ты поедешь? Сегодня ночью метель будет. Такая метель, что и конь не пройдет. А на свадьбе вся деревня соберется. Праздник будет большой! Ты спи пока, отдыхай…
Ленуар хотел возразить, но старуха наклонилась над ним, чтобы положить мешочек лаванды под подушку. Голова от ароматов закружилась быстрее. Последнее, что увидел перед собой сыщик, была медная пуговица, которая висела у хозяйки на ниточке вместо нательного крестика. Затем сыщик провалился в глубокий сон.
Открыл глаза Ленуар только на следующий день. В окно светило яркое солнце. Уже полдень? Что за наваждение? Он никогда обычно так долго не спал. На столе лежал ломоть свежего хлеба, а рядом – бидон молока. Такого вкусного хлеба с хрустящей корочкой Ленуар давно не ел. Он позавтракал и уже было собрался выходить из дома, когда посмотрел на дверь. Там на гвозде висела записка: «Все на свадьбе у пекаря. Приходи».
На улице сразу стало ясно, что хозяйка оказалась права: туман рассеялся, но за ночь всю деревню завалило сугробами. Пока дороги не расчистят, никуда отсюда не уедешь. А кому чистить дороги, если все гуляют на свадьбе?
При свете дня Бург-Ден оказался типичной нормандской деревушкой. В хлевах мычали коровы. Деревня состояла из трех дорог – на Сент-Обен-сюр-Мер, на Дьепп и Чертовой улицы.
Дом собраний, где сегодня проходил праздник, найти было очень легко. Двухэтажный, увитый плющом, просторный, он мог посоперничать по размеру только с деревенской школой и жандармским отделением, мимо которых Ленуар проходил раньше. Впрочем, от типичного жандармского отделения осталась только старая вывеска. А рядом висела новая – «Булочная».
На свадьбе действительно собралась вся деревня. Гости сидели за столами, выстроенными в виде буквы П. На белых, вышитых цветами скатертях стояли большие супницы и пузатые хлеба, огромные блюда с овощами и жареной птицей, головки сыра и бутылки местного вина. Ленуара радушно посадили за общий стол. Непрошеный гость на свадьбе – к счастью.
Невеста была красавицей: в длинном платье, расшитом кружевами, девушка светилась белизной. Рядом сидел счастливый жених.
– Анне недавно исполнилось девятнадцать, самая завидная невеста, – затараторил рядом сосед-мясник. – А жених – Симон Мормиш. Он ее на десять лет старше. Сын нашего пекаря Жерара. У нас самый вкусный хлеб в округе. Жерар печет его в старинной печи, которую построил еще его прадед! Сюда из соседних деревень приезжают хлеб покупать! А вы чем занимаетесь? Как к нам-то приехали? Вчера туман был, ничего не видно, хоть глаз выколи…
– Это да! – ответил Ленуар. – Если бы не Маргарита, то я бы на тот мост никогда бы не свернул. Она меня сюда привела.
Мясник вытаращил на Ленуара глаза и перекрестился.
– Маргарита? – спросил он. – Маргарита давно погибла на том мосту… Кто вы?
– Габриэль Ленуар, агент из бригады краж и убийств парижской префектуры полиции. – Тут мясник побелел и уже молча захлопал глазами. – Погодите, путь мне показала травница. Ее дом стоит в самом начале Чертовой улицы.
– Так то не Маргарита, а Мари-Ноэль, Немая.
– Почему немая? – удивился Ленуар.
– Она онемела: ни с кем не говорит. Удар у нее какой-то был. Я здесь поселился только в прошлом году, не знаю, что с ней случилось, а в деревне никто об этом не рассказывает. Говорят, мол, что было, то прошло, черт тебе на язык. Юродивая она у нас. Но в травах понимает. Если хворь какая, а аптекарь не знает, что такое, то все к ней идут.
Ленуар обвел глазами зал. Старушка-травница сидела в углу и, ни на кого не смотря, раскладывала на скатерти колоски пшеницы. А потом взяла одну буханку хлеба и перевернула. Перевернутый хлеб раньше оставляли для палачей. Перевернутый хлеб – к несчастью. Зачем она это сделала? Надо будет с ней поговорить. Не приснилась же
