– А откуда вы… Аптекарь уже разболтал, да? – ответил Франк. – Это нам дали в долг корову, а она больной оказалась. Обманули нас… Мы же в этом не разбираемся. Мы для них «городские простофили». Шприц был нужен для ввода лекарств, но уже поздно, корова все равно умерла. А шприц я тогда разбил. И чем мы не угодили жителям этой деревни? Тем, что отец учил их детей разным наукам? Тьфу!

На улице снег засыпал следы Ленуара, и уже нельзя было сказать, что он пришел к Артманам всего час назад. Казалось, деревня прекрасно умела хранить свои секреты. Сыщик вернулся было к немой старухе, чтобы проверить Пегого, но ее не было дома. Зато конь был причесан, накормлен и чувствовал себя гораздо лучше самого Ленуара. Радостно фыркнув хозяину, Пегий окончательно убедил его, что сегодня топтать свежий снег в его планы не входило. Сыщик вздохнул. История с вином не давала ему покоя. Анне было всего девятнадцать лет. Кому девушка успела насолить настолько, чтобы ее отравить прямо на свадьбе?

Ленуар вышел обратно на Чертову улицу и не спеша направился к дому Мормишей. Пришло время поговорить с самыми состоятельными жителями этой проклятой деревни.

Напротив булочной располагались лавка бакалейщика и мясной магазин. Увидев замороженные усы сыщика, бакалейщик хотел закрыть дверь, но Ленуар зашел в лавку быстрее.

– Мы сегодня закрыты! – крикнул бакалейщик вместо приветствия.

– А я не хочу у вас ничего покупать, – спокойно ответил Ленуар. – Скажите, это вы привезли Мормишам на свадьбу вино?

– Какая разница? Да, я им принес вчера ящик вина, но и соседи накануне покупали вино. Я продаю только местное вино, бутылки все одинаковые, как братья-близнецы.

– А я вас ни в чем и не обвиняю. Кто у вас чаще всего покупает вино?

– Все покупают по мере надобности. Для себя да к праздникам готовятся. Рождество на носу. Извините, мне пора закрываться…

– Так кто у вас больше всех покупает вина?

– Это не ваше дело. – Бакалейщик хотел было отвернуться, но Ленуар опустил свою тяжелую руку ему на плечо. – Хорошо, если вы так настаиваете, то Мормиши в этом году купили больше всех, а еще Николя, аптекарь наш. Но Мормиши на праздники, а аптекарь для себя. Сам не знаю, когда он все успевает выпивать. Пиво берет и вино, а ходит всегда трезвый. Может, дома тайком пьет, от людей прячется. Извините, но меня дома дети ждут, мне пора закрываться.

Ленуар вышел из бакалейной лавки и посмотрел на дом Мормишей. Оттуда доносились крики. Все окна были зашторены. Сыщик постучал в дверь. Открыл хозяин дома, Жерар.

– А-а, столичная ищейка к нам пожаловала! – заревел он на весь дом, и крики прекратились. – Что вы здесь забыли? Вам мало того, что вы нам свадьбу испортили?

– Следите за своими словами, господин Мормиш! – резко ответил Ленуар.

– Простите его, мсье полицейский, проходите! У нас сегодня такое несчастье, мы все не свои ходим! – запричитала Шарлотта. – Лора, приготовь мсье чашку горячего шоколада!

Служанка быстро юркнула на кухню, словно там сегодня было самое безопасное место. Вся гостиная была украшена яркими вышивками: цветы и кошечки, вензеля и деревенские домики. Видимо, Шарлотта заказывала нитки специально из Дьеппа или Руана.

– Мы все не свои ходим? – громко повторил слова матери Симон. – Это ты расставляла на столе бутылки! Ты ее всегда не любила! Вот и решила разобраться со своей будущей невесткой! Лучше бы и меня с ней заодно отравила! Как мне теперь жить без Анны?

– Мсье, простите моего сына, – обратилась к Ленуару Шарлотта. – У нас большое горе, большое горе… Садитесь вот сюда.

Хозяйка подвинула сыщику стул, а Лора принесла чашку шоколада. К шоколаду Ленуар не притронулся.

– Девушку отравили. Аптекарь подтвердил мои подозрения. Но, как я вижу, вы уже об этом знаете. За что вы не любили невестку, Шарлотта? Ваш сын прав, и вы решили свести с ней счеты?

– Что вы! Я действительно не очень одобряла брак Симона с этой девушкой…

– Вот, видите? Она сама… – начал было Симон.

– Да, я ее не любила! – перебила его Шарлотта. – А за что мне ее любить? Анна всегда от меня нос воротила, считала себя умнее всех! Жерар, что ты молчишь? Или она тебе тоже нравилась, эта городская штучка? Только не надо душой кривить!

– Шарлотта, держи себя в руках, – сказал пекарь. – Симон выбрал Анну, значит, она была бы нам хорошей невесткой. И чем плоха умная невестка? Если ты окончила три класса приходской школы, это еще не значит, что все должны знать только грамматику с арифме- тикой.

– И ты туда же? Дело не в грамматике с арифметикой! Дело в уважении! Кто в нашей семье ведет дела? Думаешь, я не знаю, что Артманы уже давно на мели, и ты им весь хлеб в долг выписываешь? Что-то раньше ты не жаловался на мои знания арифметики! Эта девка всем нашим мужикам в деревне голову вскружила!

– Хватит! Сегодня суббота, мне пора уходить в пекарню. Анну хоронить все равно будут не раньше понедельника. А хлеб печь кому-то нужно. Если хотите, идемте со мной, пусть бабы угомонятся, – показывая на жену и сына, сказал Жерар.

Тогда Симон и Шарлотта ополчились на Жерара. Пока он медленно натягивал старое пальто с круглыми пуговицами, они тявкали, как домашние псы, за то, что хозяин не дал им на ужин мяса.

Оказавшись на свежем воздухе, Ленуар с облегчением вздохнул и надел свои кожаные перчатки.

– Значит, вы не знаете, кто желал Анне смерти? – спросил сыщик у пекаря.

– Она была очень умной девушкой. Может, обидела кого-то из наших невзначай. У нас-то все простые, неученые. Но Анна была доброй, Симону она бы стала хорошей женой, – сказал Жерар больше себе самому, чем столичному сыщику.

– И давно у вас своя пекарня?

– Давно. Ее еще мой прадед построил. – Пекарь явно был рад поговорить о том, что составляло всю его жизнь. – Я из семьи потомственных пекарей. Вот только Симон до конца так и не определился: будет идти по моим стопам или нет. Да и семьей так и не обзавелся.

На улице уже стемнело. Печь стояла на поле, в тридцати метрах от деревни, под старым дубом. Ленуар вчера проходил по этому полю, но в тумане пекарню на заметил. Сейчас белый снег тоже скрипел под сапогами. На улице никого уже не было. Только вдали чья-то тень. Ленуар пригляделся: к ним навстречу шла Мари-Ноэль. В руках у нее был букет засушенных цветов. Увидев их, старуха