Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Снаружи была сырая и холодная ночь. Население квартала, в котором он прятался, едва ли достигало одной двадцатой прежнего. Но и эта часть составляла внушительную толпу, напоминавшую стадо овец, испуганно жавшихся друг к другу. Слева приближалась кавалькада машин, вспарывавших тьму слепящими лучами двух десятков фар. Все, что делал господин Габер, он делал основательно.
Кирхер на большой скорости объехал толпу по тротуару, пройдя вплотную к стене. При этом он все же задел крылом какого-то старикашку, который в лежачем положении занимал до смешного мало места. Впереди было темно, и Фридрих радовался этому обстоятельству. Сейчас темнота означала для него жизнь, а свет – пытку и смерть. Он преодолел три пустынных перекрестка, преследуемый катившейся за ним волной кошмара. Волна настигала его, и кошмар просачивался сквозь щели...
* * *
Защита Кирхера начинала разваливаться под давлением десятков объединившихся охотников. Сквозь нее проникали отработанные на живом материале и обладающие высокой способностью к адаптации программы саморазрушения. Их действие приводило к тому, что через некоторое время жертва утрачивала самоконтроль и волю к сопротивлению. Для технов это время было смехотворно малым; психот высокого уровня, каким был Кирхер, мог продержаться несколько часов.
Мозг сидевшего за рулем человека начал воспроизводить обстоятельства самых жутких из его снов. Он был готов к этому, но не настолько, чтобы управлять машиной в подземелье древнеегипетского могильника... Вместо руля он сжимал в руках серебрянные части магического артефакта, который мог бы спасти его, если бы беглец знал, как им воспользоваться. Это оказалось самым мучительным – держать в руках ключ к своему спасению и не знать, как ключ отпирает двери...
...Песок сочился тусклым голубым светом; ядовитое и неправдоподобное свечение сновидения выхватывало из темноты целые ряды мумий, протягивавших к Кирхеру обмотанные бинтами конечности. Он обламывал их с тихим хрустом, и они рассыпались в пыль, а пыль забивала и осушала глотку и ноздри. Сквозь нагромождение мумий слабо проступал ночной городской пейзаж – влажно блестевшие тротуары, столбы, принявшие очертания статуй Анубиса, дома мертвых и разбегающиеся в стороны тени живых...
Кирхера бросало из стороны в сторону, и он заметно снизил скорость. Несколько джипов давно обогнали его, двигаясь по параллельным улицам, и заблокировали выезды из города. Число случайных жертв облавы уже достигло десятка человек.
Фридрих приближался к западне, но не догадывался об этом. Его сил едва хватало на то, чтобы удерживать в сознании мерцающее изображение реального города, спроецированное на лабиринт неизвестной гробницы. Сквозь дождь слепящего песка он увидел бегущих впереди людей – пять или шесть идентичных фигур. Спустя несколько секунд он узнал в каждой из них себя.
Один из Кирхеров попал в ловушку и угодил под каменную плиту, которая выдавила из него кишки. В то же самое мгновение Фридрих ощутил режущую боль в области живота. Он бросил взгляд вниз – на нем не было одежды, а между ног извивался клубок лаково-черных червей. Это заставило его убрать ногу с педали газа, впрочем, ненадолго, потому что потом он услышал жутковатый шелест над собой и втянул голову в плечи.
Гигантский птеранодон парил под сводами пещер, отодвинувшимися на невероятную высоту. Ломкие пальцы мумий, окутанных туманом ядовитых спор и бактерий, разбивались о лицо Кирхера, наполняли рот истлевшей крошкой и царапали глазные яблоки...
Фридрих предпринял последнюю попытку привязать себя к ускользающей реальности. Он нащупал пистолет, все еще прижатый к креслу бедром, и прострелил себе мякоть предплечья.
Звука выстрела он почти не услышал, но зато боль на секунду отрезвила его и вытеснила наведенный кошмар. Вместо шелеста кожистых крыльев птеранодона в салон автомобиля ворвался гул вертолетных турбин. Один из «линксов» накрыл его косым конусом света, бившего из прожектора. Далеко впереди проезжую часть улицы перегораживал тягач «рено» с полуприцепом, груженным бетонными блоками.
Кирхер понял, что с его особой просто забавляются. Существовало множество способов покончить с ним быстро и без особого шума. Ублюдки растягивали удовольствие. Еще бы – охота за себе подобным осталась одним из немногих доступных развлечений после того, как плести обычные интриги оказалось проблематичным и даже карточные игры для мощных психотов превратились в абсурд...
Чего же они хотели? Видеть его уничтоженным, раздавленным, кусающим собственные руки, обделавшимся от страха? Он сам не раз принимал участие в облавах и помнил даже кое-что похуже. Только его жертвы были технами...
Времени на то, чтобы поразмыслить об этом, не хватало. Кирхер свернул в ближайший переулок, застонав от боли в раненной руке, но увидел, что в ста метрах впереди хищно расплывается сизое облако. Оно влажно поблескивало и достигло окон первого этажа. Он знал, что это такое. Противогаз не спасал, достаточно было контакта взвеси с кожей... Возможно, облако тоже было иллюзией, но проверять это ему не хотелось. Смерть была избавлением для людей, блюющих кровью и раздирающих себе ногтями горло.
Фридрих резко ударил по тормозам и дал задний ход. Снова заскользил по прямой, пытаясь уйти от настигавшей его стаи машин, среди которых был и губернаторский «роллс», раскрашенный в серебристо-голубые тона. Из люка «роллса» высунулась Марта Хаммерштайн. Ее волосы развевались в набегающем потоке воздуха, а лицо горело от возбуждения. Замечательный бюст покоился на холодном металле.
Кирхер не сразу обратил внимание на то, что звуки скрипки давно исчезли. Им на смену пришли тихие детские голоса, внушавшие ему больший страх, чем что-либо другое... Он узнал в них голоса своих детей, умерших от порчи около восьми лет назад (убийц тогда так и не нашли).
Он громко закричал, чтобы отделаться от наваждения, но это не помогло; мертвецы звали, просили, умоляли. Кирхер ехал очень медленно, со скоростью гуляющего пешехода, но по своим внутренним часам он целые сутки продирался сквозь пластилиновый ад воспоминаний...
Через некоторое время ему все же пришлось остановиться. На асфальте перед капотом стояли его дети – два маленьких полураздетых существа, державшие друг друга за руки. Они дрожали от холода и были насмерть перепуганы...
Рассудок впервые изменил Кирхеру. Во всяком случае, он впервые совершил самоубийственный поступок. Вместо того, чтобы раздавить мираж колесами, он остановился и ткнулся лицом во взмокшие ладони.
Голоса звучали ясно и вполне отчетливо, несмотря на пронизывающий гул вертолетов. Лопасти рассекали песочный дождь, а мумии, выползающие из гробов, издавали нестерпимый для человеческого уха шепот вечности...
– Я люблю тебя, папочка, – произнес совсем рядом с Кирхером детский голосок, и что-то прижалось к его правому боку. Он и не помнил, когда отшвырнул «вальтер» на сидение пассажира. Теперь, когда кошмар продолжался на уровне ощущений, Фридрих начал смеяться.
Повернув голову, он увидел самого себя, уменьшившегося до размеров трехлетнего ребенка и сморщенного, как засохший гриб. Гном из волшебного леса (лиллипут из труппы уродцев, воплощение недостижимой старости) потрогал его морщинистыми лапками, пахнувшими плесенью, и запел жалобную уличную песенку: