– Извольте.

Иф Штеллай уточнила. Кардинал внимательно слушал, чуть нагнув голову.

– Все будет зависеть от того, как далеко вы сможете, так сказать, отодвинуть сценарий, – сказал он.

– К сожалению, мы не сможем откатить его настолько, чтобы проект УБВ не существовал вовсе, – ответил машгиах. – Савва согласен заявить, что не смог найти решения уравнения «изначального слова», но элементарного саботажа в данном случае недостаточно. Нам нужна уверенность в том, что его научные изыскания больше никогда не будут применены в военных разработках. Во всяком случае, пока не исчезнет вероятность самоуничтожения человечества в ходе военного конфликта.

– Предположу, что такая вероятность никогда не исчезнет.

– Не буду портить сюрприз, но в нашем случае речь идет всего о нескольких годах, максимум – десятилетии.

– Тогда это возможно, – кивнул Кардинал. – После того как история с универсальной бинарной волной закончится безрезультатно, я смогу добиться перевода товарища Ильинского в подведомственное мне научное учреждение, где никто, кроме меня, не будет ни ставить ему задач, ни оценивать результаты. Полагаю, что после громкого фиаско с УБВ Минобороны не будет против.

– И чем нужно будет заниматься? – поинтересовался Савва.

– А чем бы вы хотели?

– Боксом, – улыбнулся Ильинский.

– Мы сможем это устроить, – заверил его Кардинал. – Ну что ж, теперь, если мое предложение всех удовлетворило, предлагаю перейти к вознаграждению, так?

– А вы, оказывается, корыстный человек, – заметила Иф Штеллай.

– Увы, да. Но корысть моя исключительно познавательного толка. Я хочу прочесть свой сценарий в Сфере вероятности.

Повисла пауза.

– Виктор меня заверил, что обо всем договорился, – сказал Кардинал и посмотрел на меня.

– Вы же понимаете, что ключевое слово здесь – «вероятность»? – спросила Иф Штеллай.

– Понимаю.

– И что сам факт того, что вы ознакомитесь со своим вероятностным сценарием, его изменит? – уточнил машгиах.

– Я знаю об эффекте наблюдателя.

– Ну, что ж, извольте.

«Золотая книга сказок» оказалась в руках Кардинала, мгновенно превратившись в довольно унылого вида зеленоватую канцелярскую папку с завязками. Он раскрыл ее и стал читать:

– Так… хм… это ожидаемо… ого, Америка… 1991-й… ну и поворот, да уж… душа изнанки… мотыльки летают снова… хм…

– Может быть, записывать будете, чтобы не забыть? – любезно предложила Стелла.

– Нет, спасибо, я запоминаю наизусть текст в 10 000 знаков после первого прочтения, – рассеянно отозвался Кардинал. – Ага, а вот тут интересно… очень интересно…

Савва, успокоившись, снова взялся за яблоко. Некоторое время Кардинал еще перелистывал страницы в папке, потом закрыл ее и передал обратно машгиаху:

– Благодарю вас. Весьма увлекательно.

– Концовка не разочаровала? – поинтересовалась Стелла.

– Нет, вполне достойная. Впрочем, это же не роман, где ничего нельзя изменить. У меня уже есть пара идей для более впечатляющего финала.

Машгиах встал.

– Итак, мы закончили. Через три часа будет загружен резервный вариант Сферы вероятности.

Все поднялись со своих мест – и я понял: вот и всё. Здесь, в пустом кафе на Московском, так просто и буднично мы разойдемся, как засидевшиеся невеселые гости, и история кончится раз и навсегда. Мне хотелось, наверное, какого-то драматического аккорда, вспышки эмоций, драки в конце концов – но задвигались, дребезжа, стулья, Савва накинул на плечо ремень сумки, Яна помогла ему собрать обратно в мешок яблоки и персики с пола и со стола, а Кардинал стоял у открытой двери и ждал их, чтобы отвезти в какую-то новую жизнь и в другую историю. Нет, определенно, в этом было что-то неправильное, не так кончаются повести, в которых есть битва при Кракенгагене, субквантовые надмирные визитеры, шпионы и благородные разбойники в «афганках» цвета хаки; после всего пережитого мне хотелось хотя бы каких-то слов или ярких жестов, но Яна даже не обернулась, а просто вышла за дверь; Савва же оглянулся, потоптался немного, отвел взгляд и сказал:

– До свидания.

И все на этом.

А чего еще было ждать?

– Витя, – позвала меня Иф Штеллай.

Я посмотрел на нее, и она, должно быть, что-то увидела такое во взгляде, потому что сказала:

– Ну, не расстраивайся, ты чего? Радоваться надо и гордиться собой, а ты унываешь. Честно говоря, не думала, что у тебя все получится так разрулить…

Боб уже исчез, растворившись где-то среди волновых потусторонних пространств. Иф Штеллай померцала еще немного рядом со мной и сказала:

– Мы не прощаемся. Во всяком случае, не навсегда: помнишь, я говорила, что умею быть благодарной? Да и должен же кто-то присматривать за тобой! Помни: тебе стоит лишь чертыхнуться!

Я криво усмехнулся. Стелла наклонилась ко мне, я почувствовал, как легкие электрические искры чуть кольнули мне щеку – и она тоже пропала, оставив только легкий запах, похожий на аромат заграничных духов.

– Ты доволен?

Машгиах был похож на именинника, праздник которого кончился, торт съеден, гости ушли, а он еще сидит за столом, чтобы продлить этот вечер и подольше не идти спать.

– Не знаю, – честно ответил я. – Всю жизнь я считал, что есть черное, и есть белое. Но оказалось, что те, кто задают эти смыслы, сами никогда не выходят из серой зоны, и что вообще невозможно понять, где какой цвет и кто его носит. Можно только попытаться сделать так, чтобы поменьше людей пострадали, пока одни и другие выясняют между собой отношения.

– Сегодня все получили подарки, – сказал машгиах. – Ну, во всяком случае, что-то для себя ценное. Яна – почти невесомое наказание, Иф Штеллай и Боб снова сравняли счет в игре с элохимами. Этот хитрющий Кардинал получил знания – пусть и не настолько полезные, как он предполагает, но все же. А чего хочешь ты?

Я задумался. Ничего не приходило в голову. Хотя…

– Не забывать. Насколько я знаю, после перезагрузки резервной копии Сферы вероятности стирается память о предыдущей версии. Так вот я хотел бы не забывать никогда того, что произошло со мной в эти дни.

– Будь по-твоему.

Худенький мальчик в нарядной рубашке слез со стула и направился к задней двери. Безмолвная старуха в черном двинулась следом. На полпути он остановился и обернулся.

– Мне передали твои слова. Я не буду больше выбрасывать хлеб.

Кафе опустело. Я погасил свет и вышел.

На улице впервые за последние недели не пахло гарью. Прохожих не было на ночных тротуарах, случайные автомобили спешили поскорее убраться с улиц, редкие окна домов светились испуганно, словно кто-то выглянул на мгновенье наружу и сейчас снова спрячется, погасив свет и задернув плотные шторы. Дул ветер; гроза надвигалась; молнии вспыхивали в косматом сумраке, подсвечивая причудливые громады облаков, словно в надмирной выси сошлись в бою небесные фрегаты, сверкая огненными залпами орудий. Далекий грохот этой небесной канонады докатывался до земли, и вот ударил, загремел еще один залп, и на землю обрушился ливень, словно один из облачных кораблей получил пробоину в борту. Потоки небесной воды из разверзшихся хлябей мгновенно залили глаза, пригнули к земле, лупили безжалостно по голове и плечам, а под ногами забурлили, свиваясь, потоки, которые, едва не сбивая с ног, кружили водоворотами и с шумом обрушивались в ливневые люки.