были «систематизированы по общим местам», то есть содержат указатели, отражающие перечень традиционных топосов. Издатели дополнительно помогали своим читателям, используя курсивный шрифт для тех фраз, которые годились для использования в качестве сентенций, или помещали указующий перст, так называемый маникул (☞), на полях напротив фраз, которые подходят для выписок[327][328]. Какое-то время считалось, что практика пополнения сборников общих мест может продолжаться всю жизнь, однако для многих это занятие оказывалось источником новых проблем, подобных тем, которые приносил избыток печатных книг. Философ Фрэнсис Бэкон (1561–1626) рекомендовал эксцерпирование как «занятие, приносящее большую пользу и имеющее большой смысл для учащихся», однако предостерегал против использования заранее напечатанных заголовков в тиражируемых издателями книгах общих мест, «следующих по алфавиту и заполняющих указатель множеством пустых заголовков», поскольку те поощряют составителя «наполнять свою книгу таким же количеством пустых записей»[329]. Он полагал, что книга изречений хороша только тогда, когда в ней хорошо отобраны топосы. А топосы и выдержки под ними, в свою очередь, полезны только в том случае, если владелец книги способен найти нужную ему цитату среди великого множества собранных им цитат. Упорядочение и поиск становились все более насущными проблемами.

7

Управление

бюрократия и канцелярия с XVI в. до Французской революции

Для того чтобы система организации, алфавитная или любая другая, стала повсеместной, она должна стать необходимой; для того чтобы она стала необходимой, материал, требующий организации, должен достичь критической массы. Одна страница записей, независимо от их содержания, редко требует выработки организационного принципа. Даже десятки страниц не обязательно нуждаются в организации или могут быть организованы исходя из обстоятельств – например, по хронологии их накопления. В Средние века администрирование многих дворов и государств осуществлялось без особых затруднений с помощью налоговых реестров, списков арендаторов, уставов и других документов, лишь небольшая часть которых подвергалась упорядочению, позволявшему найти необходимый текст.

Папская канцелярия, обладавшая наиболее полным и сложным собранием архивных документов в Европе, почти все из них располагала в хронологическом порядке. Начиная с XIV в. время от времени составлялись алфавитные указатели некоторых активов в папском казначействе, финансовом центре Ватикана, но вплоть до XV в. это происходило нерегулярно и всегда задним числом[330]. Алфавитный порядок если и применялся, то по частной инициативе, а не как административная норма. Например, Жан Сарацин, камергер французского короля Людовика IX (1214–1270), составил единый список должников в алфавитном порядке по первой букве, однако его деятельность не отражала организационные методы, принятые в королевской администрации, и никак на них не повлияла[331].

Для закрепления практики использования алфавитного порядка в работе с документами прежде всего требовался доступный и относительно недорогой писчий материал: для расположения массива записей по алфавиту может потребоваться несколько черновиков. К концу XIV в. десть бумаги (24 листа) стоила столько же, сколько пергамент, изготовленный из одной шкуры, но имела в восемь раз большую поверхность для письма. К 1500 г. цена на бумагу уже составляла всего четверть от той, что была столетием раньше, и ее использование для изготовления так называемых бумажных книг (нынешних тетрадей) сделало алфавитное расположение доступным не только для богатых учреждений, но и для людей с относительно скромными средствами[332]. Некоторые из первых бумажных книг, сохранившихся в Нидерландах, содержат сокращения и символы, указывающие на их принадлежность служащим торговых контор[333].

Хотя доступность бумаги и ее относительно низкая цена являлись важными факторами развития алфавитного порядка, нельзя упускать из виду еще один, сегодня в значительной степени забытый писчий материал, пригодный для изготовления нескольких черновиков, – стираемую поверхность. В античный период регулярно использовались восковые таблички – два покрытых воском куска дерева или слоновой кости, соединенные шарниром. Владелец табличек делал пометки на воске с помощью стилоса, или металлической палочки, и складывал дощечки, чтобы сохранить поверхность, которую впоследствии можно было разгладить и нанести новые записи. Такая система врéменных записей существовала многие века: в XI в. некий бенедиктинский аббат даже написал стихи, посвященные своим восковым табличкам и стилосу[334].

К XVI в. была разработана обновленная версия восковых табличек. Эти новые таблички представляли собой переплетенные книги, бумага в которых была покрыта пастой, желеобразным материалом, после высыхания имеющим матовую поверхность, на которой можно было писать стилосом, чернилами или даже недавно изобретенным карандашом, потом стирать или соскабливать записи и использовать поверхность повторно[335]. Такие таблички для письма использовались в Нидерландах в 1520-е гг., а их практичность, простота изготовления и, следовательно, низкая цена обеспечили им быстрое распространение по всей Европе. Но и сто лет спустя они казались новинкой чиновнику военно-морского ведомства Сэмюэлю Пипсу (1633–1703), который записал в дневнике, что видел «несколько листов бумаги, покрытой лаком с одной стороны, очень белой и гладкой… и я склонен полагать, что это изобретение будет принято повсюду». Он был так впечатлен, что приобрел «книжечку, составленную» из этой бумаги, в подарок своему начальнику, комиссару военно-морского флота сэру Уильяму Ковентри[336].

Традиционные восковые таблички продолжали использоваться в течение многих веков: один ученый предположил, что «маленькая книжица для памятных записок» (librillo de memoria) Дон Кихота (начало XVII в.), в которой тот планировал написать письмо, чтобы затем переписать его на бумагу, была составлена из табличек, восковых или из слоновой кости. Еще в 1840-е гг. поэт Мэтью Арнольд (1822–1888) использовал образ табличек для письма в качестве метафоры увядающих воспоминаний: «Настал час расставания, / Скорей, твои таблички, Память!»[337] И даже в XX в. маленькие таблички из слоновой кости использовались женщинами, чтобы записывать имена партнеров на балу или расходы на покупки, совершенные в городе.

В XVI в. такие таблички могли использовать как тетради для временных записей: выдержек из чтения, которые надлежало перенести в более подходящее время в книгу общих мест; конспекты лекций или проповедей; списки слов. Еще чаще специально обработанные чистые страницы вплетались в коммерческие книги – календари, таблицы мер и весов или расстояний между городами, расписание ярмарок, руководства по расчету заработной платы служащих или таблицы умножения (когда использовались римские цифры, умножение было нелегким делом)[338]. Таблички для записей в кожаном переплете с оригинальным декором были предметом роскоши; таблички в простых бумажных обложках служили секретарям в качестве инструмента для бухгалтерских записей и подсчетов, ведения протоколов и кратких заметок – и они вполне могли использоваться для предварительного расположения данных в алфавитном порядке.