Доктор Калдикотт подходит к каталке с мрачным и решительным выражением лица.

– Тебе следует остаться здесь.

Джесси не хочет отпускать руку Хлои.

– Ей нужно, чтобы рядом был кто-то, кто ее любит.

Доктор Калдикотт отвечает с той интонацией, которой она явно когда-то отдавала приказы:

– Отпусти ее. Быстро.

Джесси отпускает руку Хлои, и на несколько секунд его протянутая рука так и повисает в воздухе. Потом он, застонав, плюхается с краю на мою кровать.

Я тут же пододвигаюсь к нему.

– Когда она в прошлый раз потеряла сознание, ей вскоре стало лучше, так что это может произойти снова.

Мы сидим молча, погрузившись в раздумья. Все это кажется попросту абсурдным.

Почему доктор Стернфилд выбрала именно нас? Просто потому, что мы были легким уловом, или у нее были какие-то научно обоснованные причины, чтобы включить нас в свой извращенный эксперимент? Не знаю, что хуже – быть выбранной случайно или намеренно.

Себастьян качается на стуле, ероша рукой волосы.

– А вы знали, что Ксавьер год назад поступил в колледж и получил полную стипендию на оплату обучения? Его семья так гордится им. Но они ждут, что он будет работать врачом вместе с отцом. И женится на филиппинке.

Я передаю Себастьяну носовой платок.

– А он чего хочет?

Себастьян печально улыбается.

– Заниматься медицинскими исследованиями. И влюбляться в кого захочет.

Он хлюпает носом.

– Как жаль, что нам не довелось познакомиться раньше.

Я вскакиваю с кровати.

– Я сейчас позвоню доктору Гордону. Он должен выяснить, где его дочь, даже если придется прочесывать леса.

Джесси бьет по ладони кулаком.

– Эту двинутую исследовательскую компанию нужно сжечь до основания.

Его лицо лоснится от пота – и я от всей души надеюсь, дело не в том, что у него жар.

Шейн говорит:

– Что нам на самом деле нужно…

Из коридора раздается голос, будто кто-то говорит в мегафон:

– Всем немедленно одеть маски! Они на прикроватных столиках!

– Что происходит? – кричит Джесси.

– Мы сообщим, как только вы подчинитесь.

Поскольку единственный способ получить информацию, это «подчиниться», мы хватаем маски и сообщаем нашему невидимому собеседнику, что теперь наши носы и рты закрыты.

Входит доктор Калдикотт в костюме, напоминающем космический скафандр. За прозрачным лицевым щитком видны ее настороженные глаза.

– Мы собираемся ввести более строгие меры контроля за распространением инфекции, поэтому вас переведут в палату с отрицательным давлением.

В комнату входит еще один человек в маске и начинает возиться с настройками вентиляции. А может, он вообще отключает подачу воздуха? Внезапно я замечаю, что мне трудно дышать.

Шейн усаживается в кресло, вытянув ноги, точно так же, как он сидел на групповой встрече в «Nova Genetics».

– Что бы нам ни дала доктор Шарлотта, мы свою дозу уже получили. Зачем переходить на военное положение?

Несмотря на непринужденный тон Шейна, мои мышцы напрягаются все сильнее. Доктор Калдикотт печально скрещивает руки. Сейчас будет что-то плохое. По-настоящему плохое.

Наконец она со вздохом произносит:

– Мне очень жаль, но я должна сообщить вам, что ваша подруга Роза умерла.

Я застываю в неподвижности. Поверить не могу, что Роза покинула нас. Навсегда. И ради чего? Просто потому, что она хотела поговорить с парнем, который ей нравился, и отчаялась настолько, что поддалась на уговоры доктора Стернфилд, которая теперь виновна в убийстве.

Взгляд доктора Калдликотт на мгновение устремляется куда-то в окно, поверх наших голов, но потом она снова собирается и прочищает горло:

– Мы провели ПЦР-анализ и он показал, что у вас всех в крови присутствует один и тот же вирус – вероятно, вирусный вектор, который использовала доктор Стернфилд, чтобы доставить измененную ДНК. Обычно врачи, разрабатывающие генную терапию, делают вирусные векторы не заразными, но из-за ее горячности что-то могло пойти не так.

Себастьян спрашивает:

– Но вы можете вылечить его?

– Первый шаг к этому – идентифицировать его. Все вы будете регулярно получать интерферон, который помогает против многих других вирусов. Но даже если мы обезвредим вектор, использованный в CZ88, вполне вероятно, что ваши симптомы – результат воздействия измененной ДНК, которую он переносил. А она может остаться в ваших клетках даже после того, как вирус перестанет распространяться. Все сложно.

Конечно. Сложно. А это означает, что они никогда не успеют разобраться в этом вовремя. Я не чувствую жара – наоборот, мне холодно, очень холодно.

Кажется, даже с Шейна слетело его нахальство. Он качается на стуле – отклоняется назад, замирает, опираясь на две ножки, а потом приземляется обратно с громким глухим стуком – снова и снова.

Доктор Калдикотт сообщает:

– Мы сообщили об этом вашим родителям, и пока что им нельзя будет посещать вас.

Она глубоко вздыхает.

– Я очень сожалею о том, что случилось с Розой. Всегда чертовски досадно, когда кто-то умирает таким молодым.

Она просит мальчиков забрать вещи из своей палаты. Джесси задерживается, чтобы собрать вещи Хлои, а я собираю свое и прихватываю маленький блокнот, который оставил Ксавьер. Я перелистываю страницы, на которых перечислены десятки разных генов вперемешку с неразборчивыми заметками. Вплоть до последней страницы я надеюсь найти что-то ценное, но в конце я обнаруживаю лишь надпись МУСОР, накарябанную огромными буквами, как будто он решил, что все его предположения ничего не стоят.

Сестра в медицинской маске сопровождает нас к воздушному шлюзу, из которого нас будто засасывает в палату. Испуганные глаза мальчиков блестят над масками. Мы безразлично решаем, где будет чья кровать.

В помещении, где мы оказались, нет окон. Оно ярко освещено и отделано пластиком от пола до потолка. Слышится монотонный гул – потенциально заразный воздух, который мы выдыхаем, проталкивается через систему фильтров. Медсестра задерживается лишь на несколько минут, а потом извиняется и уходит. Как только закрывается дверь, мы срываем маски. К черту их. CZ88 уже и так пронизывает нас насквозь.

На ресницах Себастьяна блестят слезы, и на мгновение он замирает неподвижно.

– Бедная Роза. Как вы думаете, она успела получить хоть какое-то удовольствие от «харизмы», не знаете?

Я комкаю платок.