– Она прыгала от восторга, потому что она наконец смогла встречаться с парнем, в которого влюбилась.

Я делюсь с ними тем немногим, что мне известно о Розе, словно отдавая дань ее жизни. Ведь предполагалось, что именно это стремление прежде всего и побудит нас принять «харизму»? Чтобы тебя замечали, чтобы тебя узнавали, стремление быть среди людей. Как посмела доктор Стернфилд использовать нас таким образом?

Шейн вздыхает.

– Думаю нужно потребовать, чтобы доктор Гордон придумал для нас способ увидеться с нашими семьями или хотя бы записать для них прощальные видео, так, на всякий случай.

Я ожидаю, что Себастьян отругает его за такие мрачные слова, но вместо этого он спрыгивает с кровати.

– Каждая секунда бесценна! Снимай меня. В честь Розы.

Я хватаю телефон и направляю камеру на Себастьяна, который уже начал кружиться, растягиваться и прыгать, как безумный. Хотя с его шеи падают капли пота, он продолжает делать пируэт за пируэтом, один, два, пять подряд. Он не останавливается, пока ему не отказывают ноги. Он всхлипывает, опустившись на колени на полу.

Мы с Шейном подбегаем к нему и хватаем за плечи. Мне так не хочется произносить это, но я вынуждена спросить:

– Себастьян, тебе плохо? Мы вызовем врача.

Себастьян встает.

– Нет! Да и вряд ли они смогут что-то сделать. Безнадежность и безысходность застыли на их лицах.

Он окидывает взглядом меня и Шейна.

– Как и на ваших. Вы не можете скрыть от меня своих чувств – с тех пор, как я получил свою дозу «харизмы».

Мы с Шейном обмениваемся недоуменными взглядами. Может, он начал бредить из-за того, что его гены изменились?

Покачнувшись, Себастьян едва удерживается на ногах.

– Мне нужно прилечь.

Шейн поддерживает его за локоть.

– Восхитительная идея.

Скрестив руки, я расхаживаю взад и вперед, проклиная собственную легковерность. Если я встречусь с доктором Стернфилд снова, у меня будет преимущество – мой голос, который я больше не боюсь использовать. А может, и кулаки. Я говорю Джесси:

– Ты здесь – единственный, кто действительно ни в чем не виноват.

Он стоит рядом с дверью, подбрасывает кружку в воздух, ловит ее одной рукой, затем другой.

– Понятия не имею, как вы могли быть такими бестолковыми.

Я сосредоточенно смотрю в пол.

– Наверное, кому-то вроде тебя тяжело понять, почему кто-то может настолько отчаянно стремиться что-то изменить.

Со звонким хлопком он ловит кружку еще раз.

– Что ты имеешь в виду – кому-то вроде меня?

– Кому-то, у кого все есть – приятная внешность, уверенность в себе, хорошая форма. Держу пари, ты получаешь много внимания, ты же звезда футбола.

Его лицо кривится.

– Я не звезда. И не сказал бы, что я готов идти на крайности, чтобы ей стать.

– Стероиды?

– Да, настоящие звезды нашей команды именно ими и пользуются. И все это знают. Иногда я так близок к тому, чтобы к ним присоединиться, просто чтобы показать все, на что способен. Но это буду уже не я. Это будет обман.

– Думаешь, для нас CZ88 – такой же способ обмануть всех?

Его взгляд замирает.

– А разве нет?

Звонит телефон у моей кровати. Мы переглядываемся. Он звонит снова. Шейн будто прилип к Себастьяну, а Джесси никак не оставит в покое эту дурацкую кружку. Я хватаю трубку.

– Эйслин?

Мое сердце сбивается с ритма.

– Джек? Как ты меня нашел?

– Знаешь, твоя мама вела себя странно, когда я позвонил тебе домой, а Эви засыпала меня сообщениями со всевозможными странными вопросами о здоровье. Так что, когда я увидел те репортажи в новостях… не нужно иметь пять по математике, чтобы сложить два и два.

Я прочищаю горло.

– Я собиралась позвонить тебе, но я была в ужасном замешательстве.

– Это лекарство, «харизма»… Это из-за него ты перестала убегать от меня?

Я прикусываю губу.

– Я никогда не хотела убегать, но говорить с тобой всегда было так сложно.

– Почему? Ты всегда мне нравилась. Ты самая замечательная, симпатичная, умная девушка, которую я встречал.

– Я все это иначе вижу. Вспомни, как я нервничала, когда я была на вечеринке у Дрю. И, о господи, на научном конкурсе.

– В конечном итоге ты бы все равно стала теплее относиться ко мне, без всяких лекарств.

– Ну, теперь мы никогда этого не узнаем.

Между нами повисает тишина, достаточно долгая, чтобы у меня начали дрожать ноги. Наконец он говорит:

– Если ты нормально себя чувствуешь и вскоре выберешься оттуда, то остальное не важно.

Я поворачиваюсь спиной к остальным и прикрываю рот рукой.

– Возможно после того, что я сейчас скажу, ты изменишь свое мнение. Одна девушка приняла «харизму» и заразила своего парня. Думаю, дело в том, что у них был, ну, очень близкий контакт, но в итоге врачи перевели нас всех в палату с пониженным давлением – после того, как один из нас умер.

Я слышу его срывающийся голос:

– Один из вас умер?

Я рассказываю ему о Розе.

Он часто и шумно дышит.

– Мне тоже нужно провериться?

– Позвони доктору Калдикотт, она работает здесь, в больнице. Может, ты начал чувствовать себя иначе? Более общительным? Случались ли у тебя головные боли? Или головокружения?

– Ничего такого.

Еще одна пауза.

– Я позвоню этому врачу. Эйслин, это безумие.

– Мне так жаль, так жаль. Расскажи мне потом, что тебе скажет врач. Пожалуйста.

– Конечно.

И он расскажет, в отличие от меня, у которой не хватило духа позвонить ему первой. Повесив трубку, я чувствую головную боль. Признак надвигающейся комы? Я забираюсь под одеяло и накрываюсь им с головой. Я закрываю глаза, но это мне совсем не помогает. Даже когда я засыпаю. Мои сны темны и полны безумия.

Среди ночи воздушный шлюз открывается, и две санитарки увозят потерявшего сознание Себастьяна в отделение интенсивной терапии. Из моего горла вырываются рыдания, и я чувствую себя ужасно, ужасно подавленной. В полусонном состоянии я обещаю себе, что как только смогу, выложу в Сеть видео с его танцем. Пусть мир узнает его, как нам уже никогда не удастся узнать Розу.

На следующее утро новый врач сообщает нам, что все остальные подростки, которые принимали CZ88, впали в кому. Кроме того, в главной больнице Сиэтла находится еще несколько пациентов с похожими симптомами.