свое отражение в аптечной витрине, уложила волосы на одну сторону и поплотнее завязала шарф; ей показалось, что время не оставило на ней заметного отпечатка: летом у нее даже проступали веснушки, и подруги уверяли, что веснушки притягивают двадцатилетних.

Однако двадцатишестилетний у нее уже был, она трепетно хранила в памяти то воспоминание. С ним она осознала, что неверность прежде всего означала верность самим себе. Андреа. Выйдя из его квартиры тем вечером, девять лет назад, она отправилась на работу, хотя так поздно там уже никого не было, закрылась в туалете и прикрыла глаза рукой. Затем сказала своему отражению: ты это сделала. Ты взяла в рот то, что тебе не принадлежит; ты раздела его и позволила раздеть себя; ты раздвинула ноги на кухонном столе и польстилась на молодого парня, на его накачанные плечи, на его силу; ты жадно накинулась на него; ты переспала с ним, почувствовав себя молодой, желанной и счастливой. Это все она повторяла себе на протяжении нескольких минут, закрывшись в туалете собственного агентства, ощущая онемевшие ноги, разгоряченную кожу и новый запах; наконец произнесла и это слово: крушение. У ее вагона была ненадежная сцепка, отец был прав: ее состав сошел с рельсов и не доехал до пункта назначения, она была синьориной Шарфенберг[9], и вот к чему это привело. Тем вечером она вышла из туалета, села за рабочий стол и набрала на клавиатуре описание квартиры на виа Морганьи. Она писала о просторных спальнях, благородной обстановке, об окнах, выходивших на север и на юг, а закончила словами: молодая, желанная и счастливая. Взглянув на эти три определения, она осознала, что чувство вины – простая банальность. Вся правда, настоящая правда, состояла в том, что все вышло естественно. Она переспала с молодым парнем, который ей нравился и который доставил ей удовольствие. Это как-то повлияло на ее брак?

Решив пойти другой дорогой, Маргерита оставила за спиной корсо Порта Романа и свернула в улочку, которая вела к церквушке Сан-Калимеро с ее звездчатыми сводами. Сбоку к церкви примостились муралы с Габером и Янначчи: нет, это никак не повлияло на ее брак. Она до мелочей помнила, что делала в тот вечер, вернувшись домой от Андреа: она была осторожной и слегка напуганной. Легла на диван с чувством полного опустошения. Недоверие вернулось к ней утром следующего дня – проснувшись, она повторила себе: я это сделала. Немного свыклась с этой мыслью на дне рождения Лоретты, вызывая в памяти вчерашние сцены. Она мастурбировала, думая о нерешительности Андреа, сочетавшейся с брутальностью: будто ей пришлось его уговаривать. Долго она не могла забыть тяжесть навалившегося на нее тела, в этой тяжести был и ее брак. Теперь она бережно относилась ко многим мелочам: к сексуальным порывам Карло и его нежности, к дурачествам, когда он ее смешил. Только на мгновенье ей показалось, что она отреклась от всего этого. Ведь по сути она была дочкой женщины, которая не только штопала чужие дыры, но и латала свои собственные.

Тут ее накрыло беспокойство о матери – сломанное бедро, какие это может иметь последствия? Когда Маргерита миновала мурал с Габером, ей стало страшно. Она просунула руку под пальто и положила себе на живот – туда, куда обычно загоняла все дурные предчувствия. Так, с рукой на животе, она дошла до парка Равицца. Андреа всегда работал на траве под двумя соснами, у кромки асфальтированной дорожки. На скамейке лежали гантели, боксерская «лапа» и сумка с гимнастическими резинками. Сейчас он занимался с девушкой, показывал упражнение на растяжку; девушка кивнула и, взяв хороший темп, побежала по полю. Андреа двинулся следом. Он научился эффектно преподносить свои боксерские плечи, а длинная борода придавала ему серьезный вид. Он не сразу заметил Маргериту, а когда разглядел ее под фонарем и заторопился навстречу, то понял, что она чуть ли не плачет. Положив руку ей на макушку, привлек к себе; каждый раз, обнимая ее, он боялся, что не сможет этого сделать. Потом поинтересовался здоровьем Анны.

– Все из-за тех чертовых ступенек в моем доме.

Андреа подождал, пока ученица сделает круг, потом попросил пробежать еще два. Тем временем Маргерита объяснила ему, что ожидает Анну. Операция, реабилитация то ли дома, то ли в больнице, лекарства, и еще неизвестно, сколько времени уйдет на восстановление. Маргерита рукой коснулась его шеи.

– Ничего себе! – сказала она. – Все твои дикие тренировки.

Андреа потрогал гематому на шее: хотя он и прикладывал компрессы из морской соли, синяк еще не рассосался.

– И как Джорджо реагирует на эти побои?

– Он привык.

Маргерита постаралась улыбнуться:

– Может, забежишь и посмотришь маму?

– Я не специалист по переломам бедра.

– Может, просто посмотришь?

– Ты держи меня в курсе.

Ему хотелось остаться одному. Сказав, что ученица закончила пробежку и ему нужно вернуться к работе, Андреа поцеловал Маргериту в щеку и попросил сообщить, когда будут оперировать Анну.

Всю тренировку он не мог сосредоточиться; отпустив ученицу, растер пальцами шею и спустился к животу, набрал полные легкие воздуха, пока не почувствовал боль в ребре. Он недооценил удары соперника, поэтому сегодня вечером ему придется несладко. Отогнав от себя лишние мысли, он посмотрел на туман: народу в парке становилось все меньше и меньше, взгляд Андреа привлекли собаки, которых выгуливали на лужайке, за ограждением. Сложив гантели в сумку, он подошел к ограждению поближе: там играли маремма с американским булли. Старая маремма, несмотря на солидный возраст, неплохо прыгала, а щенок булли носился как угорелый. Неторопливым шагом он направился к киоску. По дороге время от времени опускал тяжелую сумку на землю и распрямлял спину. Подняв железные жалюзи, вошел внутрь: полкиоска занимал стеллаж. Андреа запихнул сумку под прилавок и с удовольствием вдохнул запах бумаги. Внутри было темно и не холодно: к счастью, тепло от печки никуда не улетучилось. Он совершенно не жалел, что пошел против воли отца и снял табличку «Продается» с киоска, да и потом, именно здесь он встретил Джорджо. Он казался вежливым, покупал «Республику» и «Vanity Fair». Однажды они разговорились, и Андреа узнал, что Джорджо придумывает новые модели обуви и буквально недавно вернулся из Стокгольма, где провел четыре года. Мало-помалу они сдружились, Джорджо стал забирать газеты с черного хода, а однажды просидел в машине до самого закрытия, чтобы расспросить Андреа о тренировках (он был не прочь попробовать), так они стали тренироваться по понедельникам в парке. За год мышечная масса Джорджо увеличилась на двенадцать процентов, и они полюбили друг друга. «Jag ӓlskar dig»: впервые