Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А какой смысл в этой самой главной человеческой иллюзии, если ты уже дошел до состояния, когда та самая вечность смотрит на тебя не только из глаз вожделенного человека, но из каждой мелочи, тебя окружающей? Если ты чуешь отражение этой вечности в небе над головой, в каждом встреченном прохожем, в самом себе? Если ты каждую минуту своей жизни словно занимаешься любовью со всей вселенной?
Так что в решении Федора не было ни малейшего оттенка аскезы. Наоборот, его любовь стала более полной и настоящей, когда он научился проявлять ее не только к людям, чьи прикосновения приятны и чьими лицами хочется любоваться. Он чувствовал себя не лишенным чего-то, а наоборот – сорвавшим куш.
Но все-таки он все еще был человеком, и несколько лет назад случилась с ним последняя история – встретил Федор в одном городке девушку, и впервые за много лет что-то перевернулось у него внутри. Молодая совсем, едва исполнилось двадцать. Большой ребенок – нет, ее детскость выражалась не в инфантильности, а в реакции на мир. Ей ничего не было от мира нужно, кроме его самого. Блаженная жизнь вне жажды результата. Она была красива, но не пользовалась своей красотой. Начало девяностых, смутное время, почти все девицы, чья внешность вписывалась в канон, пытались как-то на ней сыграть. Сделать из нее козырного туза. Многие обжигались, но у некоторых получалось, и смазливое личико возносило их на социальный олимп. Девушка же та, Алена ее звали, относилась к своей красоте спокойно, как к данности – без кокетливого отрицания, но и никак ее не подчеркивая.
Федор очень хорошо, до мельчайших деталей, помнил тот день, когда он впервые увидел ее. Алену. Он посмотрел на нее и подумал – вот Волчица. Сначала мелькнула эта мысль, а уже потом он с некоторым даже удивлением начал ее анализировать. Ему было за восемьдесят, и образ его мышления давно был далек от горячей диагностики окружающих. Это люди юные смотрят, например, как кто-нибудь плачет над чувственными стихами, и сразу мечтательно думают – вот тонкая натура, с таким человеком было бы увлекательно прыгнуть в романтические отношения, как в омут с головой. Такой человек способен выразить не просто грубоватое, как неолитическая Венера «люблю», а излить целый спектр особенных вдохновенных состояний – и распознавание истинной, высокой красоты в каких-то совершенно обычных будничных деталях, и горячее детское счастье обладания, и страсть, больше похожую на древний жреческий ритуал. А на самом-то деле человек этот, возможно, просто эгоист с легкими мазохистскими замашками. И над стихами он плачет, потому что ему просто нравится вызвать, как демона, затаившуюся в глубине тоску, немного поиграть на ее струнах да и спрятать обратно, в пыльные недра своего бессознательного. Или наоборот – застаешь кого-нибудь за некрасивой сценкой бытового хамства. И сразу лепишь на лоб человека невидимый ярлык – грубое неотесанное чудовище. А ведь может так быть, что сердце у этого человека – большое, просто с гигиеной психики беда и нет привычки сдерживать свои реакции.
Федор иногда любил слушать разговоры молодых. И всегда умилялся их железобетонной категоричности.
«Я никогда не буду встречаться с мужчиной, который по пятницам развлекает себя пивом и просмотром футбольного матча!»
«Для меня не существует женщин, которые не любят котов».
Не стоит дорисовывать чужой портрет по единственной, пусть и яркой, детали.
Федор давно отучил себя от привычки составлять о ком-то поверхностное впечатление. Нет, его отношения с каждым человеком начинались с пространной «серой зоны» – когда он просто наблюдал, складывал в копилку детали, слова, а уже потом, когда материала набиралось предостаточно, выносил свой вердикт. И либо оставлял человека в круге общения (что случалось весьма редко), либо навсегда поворачивался спиной. Если Федор терял к кому-то интерес, это было необратимо.
Но с Аленой получилась совершенно особенная история.
Федор и раньше знал о ее существовании, был знаком с ее матерью Натальей и даже видел девушку на фото. Она его не заинтересовала настолько, чтобы начать о ней расспрашивать. Красивая молодая женщина, чересчур ярко накрашенная смазливая мордашка. Отметил краешком сознания – «у Натальи есть красивая взрослая дочь» – да и забыл до поры до времени.
А в тот вечер он отправился размять тело в городской парк. Федор занимался телом каждый день, по несколько часов. Он знал, что это важно – тело и сознание взаимосвязаны, и если нет в тебе гибкости, выносливости и силы, то едва ли ты можешь рассчитывать на те волшебные тонкие состояния, к которым он привык. Поэтому каждый день – бег босиком, минимум пять километров, потом – повисеть на турнике, сделать тривиальный комплекс ставших привычными за столько лет упражнений, а в финале несколько раз погрузиться с головой в воду. Купался Федор круглый год – еще в деревенском детстве к этому привык.
Обычно он уединялся для этих ежедневных экзерсисов – облюбовал лесок, где почти никогда не встречал других людей. Но в тот вечер что-то заставило его изменить привычный маршрут – с утра у него были проблемы с давлением, день выдался слишком душным, он мало спал и видел неприятные яркие сны, чего с ним, в совершенстве контролирующим даже теневые стороны своего сознания, практически никогда не случалось. Но расслабиться и отменить упражнения он не мог себе позволить – слишком уж хорошо был осведомлен об искусительной мощи человеческой лени. Лень отвоевывает территорию на мягких лапках. Один раз не выполнишь намеченного – и ничего страшного вроде бы не происходит. И ты запоминаешь это ощущение – «никакого конца света, я просто расслабился» – и в следующий раз легче решаешься на «прогул». А через какое-то время ловишь себя на том, что и вовсе забросил всяческие упражнения, потому что, например, решил, что стал для этого слишком стар и дряхл. Поэтому Федор всего лишь выбрал городской парк, который находился практически под окнами его квартиры.
Там, в парке, еще не приступив к упражнениям, он и встретил Наталью.
Наталья. Самый неоднозначный человек в его Стае. Появилась совсем недавно и как-то слишком быстро проросла в его семью. Она была полностью поглощена его идеями, она так старалась, она готова была бросить все, всю свою налаженную жизнь, ради смутных благ, им предлагаемых. Ради приза, который, как он честно предупреждал, достанется не каждому.
Изначально Федор даже был против того, чтобы Наталья вступила в его Стаю. В ней чувствовался надрыв, на ее лице была ощутимая печать бытового несчастья. Сразу было понятно, что этот человек жил машинально, а потом вдруг обнаружил себя в предпенсионном возрасте, с миллионом упущенных возможностей за спиной. Разочаровался во всем и был готов разрушить свой привычный мир просто ради шанса хоть что-то изменить.
У Алены глаза были волчьи. Глаза свободного человека, одиночки. Человека, который может быть жестоким, если понадобится. Человека, который ни от кого не зависит и идет по жизни, влекомый ярким светом полной луны. Особенные глаза. Такой взгляд можно воспитать. Но с ним почти никто не рождается, особенно в городах.
Федор даже немного заволновался. Как человек, в руки которого попала пиратская карта с координатами клада.