– Разве ты раньше так делала? – спросила Нина. – Молилась перед едой?

– Прекрати изучать меня, Нина.

– Такие привычки обычно передаются от родителей к детям. Я не припомню, чтобы мы молились перед ужином, разве что по праздникам.

Мать приступила к еде.

Нина хотела бы продолжить расспросы, но бефстроганов – сочные кусочки говядины, томленные в соусе из хереса, свежего чабреца, жирных сливок и грибов, – источал такой аппетитный запах, что ее желудок в нетерпении заурчал. Это блюдо словно явилось из детства, и она с аппетитом набросилась на еду.

– Слава богу, что запасов у тебя в морозильнике хватит на целую голодающую страну, – сказала Нина, наливая им обеим немного вина. Не дождавшись ответа, она иронично добавила: – Нина, спасибо на добром слове.

Она попыталась сосредоточиться на еде, но тишина выводила ее из себя. Нина никогда не отличалась терпением. Даже странно: она могла часами сохранять неподвижность в ожидании идеального кадра, но если камеры в руках не было, ей никогда не сиделось спокойно. Наконец Нина не выдержала.

– Хватит, – резко сказала она, и мать подняла на нее взгляд. – Я не Мередит.

– Я знаю.

– В детстве ты была к нам слишком строга. Мер жила рядом с тобой и не особенно изменилась. Я уехала, и знаешь что? Ты больше не можешь ни напугать меня, ни причинить мне боль. Я здесь, чтобы позаботиться о тебе. Если Мередит будет упорствовать с твоим переселением, то я останусь до тех пор, пока ты не улетишь на тот свет, но, черт возьми, я не собираюсь каждый день сидеть за столом под колпаком тишины.

– Чем-чем?

– В детстве мы болтали за ужином. Я точно помню. Мы даже смеялись.

– Втроем, без меня.

– Почему ты никогда не смотришь в глаза мне или Мередит?

– Ну, это ты уже сочиняешь. – Мать отпила вина. – Ешь, а то остынет.

– Я ем. Но мы будем общаться, хочешь ты того или нет. И раз уж ты ничего не смыслишь в светской беседе, начну я. Мой любимый фильм – «Из Африки»[9]. Я обожаю смотреть, как на закате жирафы идут по Серенгети. Иногда ловлю себя на том, что скучаю по снегу.

Мать сделала еще один глоток вина.

– Хочешь, вместо этого буду задавать тебе вопросы о сказках? – сказала Нина. – Почему ты помнишь сказки так детально, или почему ты рассказывала их, только выключив свет, или почему папа…

– Мой любимый писатель – Пушкин. Хотя Ахматова читает мои мысли. Я скучаю… по настоящим белым ночам, а мой любимый фильм – «Доктор Живаго». – На русских словах акцент матери словно растворялся, а голос ее превращался в мелодичный напев.

– Значит, у нас все-таки есть что-то общее, – сказала Нина, не сводя с матери взгляда, и взяла бокал.

– И что же?

– Мы обе любим истории о большой любви с несчастным концом.

Мать резко отодвинулась от стола:

– Спасибо за ужин. Я устала. Спокойной ночи.

– Ты же знаешь, я не отстану, – сказала Нина, когда мать направилась к двери, – буду приставать к тебе, чтобы ты дочитала ту сказку.

Мать споткнулась, сделала осторожный шаг и двинулась дальше – по коридору к лестнице; свернула за угол и поднялась по ступенькам на второй этаж. Дверь ее спальни со стуком захлопнулась.

Глядя на потолок, Нина задумчиво пробормотала:

– Ты чего-то боишься, правда? Но чего именно?

Завернувшись в старый махровый халат, Мередит сидела на веранде в плетеном подвесном кресле. Собаки, сбившись вместе, лежали у ее ног. Казалось, что они спят, но время от времени то одна, то другая поднимала голову и поскуливала. Они чувствовали: что-то неладно. Джеффа нет дома.

Мередит не могла поверить, что он бросил ее сейчас, когда она еще не оправилась после смерти отца, а мать сползает в безумие. Она пыталась разжечь в себе гнев, ухватиться за него, но он ускользал, оставаясь неуловимым. Снова и снова она представляла себе одну сцену.

Они сядут вчетвером за обеденный стол: Джефф, Мередит, девочки…

Джиллиан уткнется в книжку, Мэдди станет подергивать ногой, надеясь поскорее улизнуть. Но ее ребяческое нетерпение мигом улетучится, когда Джефф произнесет: «Мы решили развестись».

Может, он выразится как-то иначе, а может, и вовсе спасует и вынудит Мередит произнести эти убийственные слова. В воспитании детей они часто прибегали к такому сценарию. Джефф отвечал за веселье, а Мередит – за порядок.

Мэдди начнет безудержно рыдать.

Джиллиан заплачет тихо и мучительно.

Мередит судорожно вздохнула. Теперь она понимала, почему женщины, несчастные в браке, все равно остаются с мужьями. Слишком тяжело воображать подобные сцены.

На горизонте проступили первые медные проблески рассвета. Выходит, она просидела тут целую ночь. Поплотнее запахнув халат, Мередит прошла в дом и принялась бродить по комнатам, беря в руки то одно, то другое. Хрустальный приз за лучшее журналистское расследование, который Джеффу вручили в прошлом году… Очки для чтения, которыми он недавно стал пользоваться… Общая фотография, которую они сделали прошлым летом на озере Шелан. Прежде, глядя на этот снимок, она замечала только признаки старения у себя на лице, а теперь разглядела, как нежно муж ее обнимает и как тепло улыбается.

Она отложила фотографию и поднялась на второй этаж. Хотя постель так и манила, она даже не стала к ней приближаться: этот широкий матрас по-прежнему хранит его запах и контуры тела. Вместо этого она натянула спортивную одежду и бегала до тех пор, пока не стало больно дышать, а легкие не начали гореть.

Вернувшись, Мередит направилась в душ и стояла там, пока горячая вода не закончилась.

Когда она оделась, по ее виду уже никто не мог бы заподозрить, что вчера от нее ушел муж.

Только стоя на кухне с ключами от машины в руках, она осознала, что сегодня суббота.

Склад закрыт, там холодно и темно. Конечно, можно все равно поехать в контору и утонуть в бесконечных отчетах о насекомых, подрезке ветвей, планах на урожай и квоте продаж. Но она будет одна, и развеять тишину смогут только ее мысли.

Ну уж нет.

Она села в машину и завела двигатель, но вместо того, чтобы ехать в город, свернула к «Белым ночам».

В гостиной горел свет, а из каминной трубы вился дым. Разумеется, Нина не спит. Все еще живет по африканскому времени.

Мередит вдруг захлестнула жалость к себе. Она так сильно хотела поговорить с сестрой, довериться хоть кому-то, кто найдет нужные слова и смягчит ее боль.

Но Нина не тот человек. Да и к друзьям Мередит не