— Ты должен уступить её мне?

Семеныч нависает над скрючившимся Марком. У того на лице весьма заметные фонари.

— Она не вещь! — хрипит Марк. — Захотел — отдал, захотел — забрал.

— Если не вещь, — наклоняется ниже лысый, — то почему ты с ней так обращаешься? Казино, шлюхи… Ты охренел? Да такую, как твоя Лампочка, надо на руках носить, дышать на неё, холить и лелеять…

— Заведи свою! — огрызается Марк. — Холь и лелей, кто мешает!

— Я бы завёл, да твоя уж больно в душу запала… Ты не думай, я не зверь — ребёнку про тебя плохого не скажу, видеться с ним будешь, если захочешь. А ты загубишь девочку! Она уже тебя хоть и со стерженьком, но всё равно маленькая и хрупкая. Ей бы оставаться слабой, чтобы кто-то за неё проблемы решал. Вместо этого на девчонку всё взвалили, и она тащит. Чего ты ждешь? Когда сломается?

— Ты не понимаешь, она моя жена! Я люблю её!

— Так любишь — что трахаешь всё, что движется?

— Она же брюхатая! Я её берегу! А у меня потребности!..

— Мудила ты, — как-то грустно произносит Семёныч и лениво пинает Харламова вбок. — Но… Зайдём с другой стороны: не хочешь отдавать — продай! Слышал, у тебя куча долгов и притом — солидным людям. Я не поскуплюсь.

Марк сплёвывает, поднимает голову и бормочет:

— Сколько?

На этом запись обрывается…

А мне остаётся только открывать и закрывать рот, как выброшенной на берег рыбе.

— Я виновата перед ней, что допустила эту свадьбу! Ведь сразу поняла: бывший гонщик — человек ненадёжный. Как чуяла…

Слова Зинаиды Сафроновны идут мимо, шумом, фоном. Я слишком поглощена перевариванием увиденного. Ролик явно не постановочный. Откуда его взяла Лампина лже-мама — в нынешнем раскладе не суть важно. Важнее другое, о чём я и спрашиваю:

— Когда было сделано это видео?

— А ты на время и дату посмотри…

Оу, получается — сделка состоялась, пока мы втроём обсуждали план с ловлей на живца. То-то я и мазнула краем глаза по прошедшим мимо нас Семёнычу и Марку. Было не до них. Зато осведомители Зинаиды Сафроновны работают сверхоперативно. Получается, запись ей переправили пока я сюда ехала? Но ведь сообщение от неё пришло раньше?

— Ничего не понимаю, — трясу головой, в которой никак не складываются пазлы. — Причём тут я и зачем?

— Сейчас узнаешь, — говорит она и поднимается из-за стола…

* * *

Сан играет с мячиком. Ударит об пол, тот отскочит, он поймает. И так уже минут пять. Начинает бесить.

— Может, уже поговорим? — не выдерживаю первой.

Зря, что ли, тряслась сюда в тонированном и бронированном джипе, зажатая с обеих сторон могучими телами Зинаиды Сафроновны и охранника с лицом, похожим на прелый огурец… От водителя нас отделяла перегородка. Так что увидеть дорогу я не могла никак.

Логово Сана оказалось скромнее, чем я ожидала — уж за последнее время на роскошь я насмотрелась. Здесь всё куда проще, хотя, весьма стильно, этого не отнять.

И вот сейчас этот белокурый Гименей, который любит делать предложения, от которых не отказываются, вскидывает на меня глаза — слишком умные и старческие на безупречном юном лице.

— Говорить хочешь, значит… — он слегка тянет гласные, из-за этого слова получаются чуть ехидные, будто он прикалывается.

Я не знаю, что у них за отношения с Зинаидой Сафроновной — там, в кафе, она просто сказала, что Сан мне всё объяснит, как мы все связаны. Я отлично помню её появление в клубе и то, как этот белобрысый улепётывал от неё. Вряд ли он всамделишный её босс, или я ничего не понимаю в субординации.

Наконец взгляд прозрачно-голубых глаз вперивается в меня.

— Давай сначала проясним — что тебе известно о нашем шоу?

— Немного. Что вы редактируете жизнь людей, как будто это какой-то ролик для ТВ, отснятый заранее, несколькими дублями. Что вас там целая шайка-лейка, но в моей жизни вы появляетесь постепенно… Вот, недавно я познакомилась с Лианой…

Сан хмыкает:

— Наслышан. Лиана, после этой встречи, чуть не лишилась волос…

— А нечего на чужих мужей с поцелуями виснуть! — взрываюсь, вспоминая те эмоции.

Мой визави расползается в улыбке:

— У тебя такие вкусные, такие яркие реакции. Неудивительно, что Дав выбрал тебя.

— Выбрал для чего? — закипаю вновь. — Кто-нибудь объяснит мою истинную роль в этом бедламе?

— Дав же сказал: ты не актриса.

— Но он же снимал меня? Все эти проверки в отеле, с колье. Он сам показал мне потом записи.

— Снимал — да, но не показывал. Никому. Даже мне.

— Странно, — вздыхаю, поджимаю ноги.

Я сижу на диване в кабинете-библиотеке Сана. Тут стеллажи от пола до потолка, заставленные книгами, массивная антикварная мебель, бархатные шторы с бахромой. Богемно, роскошно. Диванчики викторианском стиле, пара кресел. На одном из диванов и пристроилась я. И сейчас нервно глажу парчовую полосатую обшивку.

— Отчего же, — произносит Сан, — вполне в его духе. Понимаешь, в жизни Дава случалось так много женщин, которым нужно было от него лишь богатство и статус. Он сам — нужен был в последнюю очередь. Поэтому и решил… скажем так… испытать тебя. А я ему подыграл по старой дружбе. Вот и всё. Так что ни в каком шоу ты не участвовала. Нигде тебя не показывали. Давлат для этого слишком единоличник и собственник. Он бы подобного не допустил. И сейчас, наверное, в твой смартфон всяких «жучков» наставил?

Вскидываю глаза — догадался… Накатывает лёгкая паника. Но Сан садится рядом, дружески хлопает меня по плечу.

— Ох уж этот Дав! — опять растягивает гласные. — Никому не доверяет! Мы столько лет вместе работаем…

— Может быть, это потому, что ты… — осекаюсь, не зная, как сказать правильно, чтобы не было слишком резко, — близок с Романом? А Роман — его соперник за наследство?

— Рома-Ромочка-Роман, — напевно произносит он. — Тот ещё позёр. Даже если он близок мне, почему ты думаешь, что я стану играть против Давлата?

— Ну, так обычно поступают любящие люди… — привожу довод, который кажется мне наиболее весомым.

— Эх, малыш, — патетично проговаривает он, — что ты знаешь о любви и отношениях?

— Вот и расскажи, научи… — иду ва-банк. — Ты же у нас Гименей — бог брачующихся… А заодно — объясни, какое отношение ко всему этому имеют Лампа, я и Борис… Недаром же он попал в аварию аккурат после твоего появления в моей жизни.

Сан вздыхает:

— Что ж, значит, настало время правды… — подходит к журнальному столику, разливает по чашкам чай, подаёт мне, прихлёбывает сам и начинает: — В общем, слушай…