– Что ты так кричишь? Я тебя слышу. Мы же с ней все время были вместе. У нее и телефона-то нет.

– Ты! Ты ей передала инструкции. Твой отец позвонил тебе, а ты…

Маша отступила на полшага и влепила Ивану пощечину.

– Это ты, ты передал мне инструкции, чтобы мы попали в этот дом! Хозяин которого мертв. Я все сделала ради тебя, а ты…

Маша заплакала, легко, сладко, солено, ее слезы не падали каплями, а текли ручейками, и Иван выронил телефонную трубку, подхватил падавшую в его объятия Машу и начал покрывать поцелуями ее горячие, мокрые щеки.

– Прости! – громко шептал Иван. – Я не хотел… Я так не думаю… Я виноват… Прости…

А Маша заплакала в голос. Ее трясло. Она еще успевала так громко шмыгать носом, что у Ивана сразу заболело ухо.

– Ну прости! – Иван отвел Машу к дивану напротив камина, усадил, сам встал рядом, на одно колено. – Ну, пожалуйста!

– Дай платок! – потребовала Маша.

– У меня… У меня несвежий…

– Ничего, – Маша сквозь слезы чуть улыбнулась, – давай!

Иван вытащил из заднего кармана мятый-перемятый носовой платок, встряхнул его, расправил. Маша взяла платок, понюхала и теперь улыбнулась еще раз.

– Спасибо! – Она высморкалась.

Иван вскочил, поднял телефон, протянул Маше.

– Соедини меня с твоим отцом. Пожалуйста…

Генерал Кисловский долго не брал трубку – «Он меня испытывает! Испытывает! Точно!» – подумал Иван, – но потом все-таки смилостивился, басовито и размеренно ответил:

– Слушаю тебя, Машенька!

«Машенька? Какая Машенька? А, да, да-да, это же Машин телефон, номер определился…» – подумал Иван и протянул трубку Маше: она, она должна хоть что-то сказать отцу, он все-таки отец, пусть – убийца, организатор наркотраффика, коррупционер, торговец оружием, и далее – по списку, на Илье Петровиче висели все собаки, Иван был готов обвинить его во всех грехах, но… – но! – отец, он – отец Маши, это – главное, остальное…

– Папа! – сказала Маша в трубку. – Ты как, папа?

– Спасибо, ничего, – ответил Илья Петрович. – Как ты? Как Иван? Ты не мерзнешь?

– Нет, тут тепло… Папа! Что происходит? Почему так много убивают?

– Много? А кого еще убили? Только одного из твоих друзей, Маша, только одного. Или…

Иван выхватил трубку из Машиных рук.

– Генерал! – Иван был четок, прям, строг. – Вы не выполнили ни одного из своих обещаний. Я закрываю дом. Включаю систему. Она автономная, если вы вырубите электричество, она все равно будет работать. Если попытаетесь войти, от взрыва погибнут все. И – Маша. Все! Конец связи!

Иван вернул трубку Маше. Они взглянули друг на друга, и Маша вдруг подумала, что если этим вечером она видит Ивана в последний раз, что если их разлучат навсегда, обстоятельства, другие люди, они сами, то в ней оборвется какая-то очень важная нить.

– Маша! – начал говорить Иван и глубоко вздохнул.

– Да?

– Маша! Может произойти все что угодно. Ты видишь, что им доверять нельзя. Они подло… – Его глаза увлажнились, Иван махнул рукой и продолжил: – Дом заминирован. Войти сюда, без того чтобы не взлететь на воздух, не может никто. Но тогда взорвемся и мы. Я их предупредил, но они способны на все. И мне кажется, что твой отец ситуацию не контролирует. Вернее – контролирует, но не полностью. Или делает не то, что обещал. Поэтому… Маша! Ты должна подумать. Еще раз. Ты должна спросить себя. И если… Ты можешь выйти отсюда! Обо мне не беспокойся. Что-нибудь придумаю. А ты… Маша! Тебе лучше уходить! Здесь слишком опасно. Я тебя прошу…

Маша придвинулась к Ивану, обняла его за шею, прижалась, вдохнула его запах. Ей стало тепло.

– Я никуда не пойду! – сказала Маша. – Я останусь с тобой. Ты у меня сильный, ты найдешь выход, мы убежим, скроемся, нас не найдут…

– Нет, Маша, ты не понимаешь, они…

– На них мне плевать! Для меня важен только ты…

– Маша!

– Только ты! У тебя все получится, все-все…

– Маша…

Иван расстегнул Машину куртку, его пальцы проникли под боковины бронежилета, дальше, под свитер, они гладили Машину поясницу, левая шла выше, правая – ниже, Маша выгибалась, ей хотелось прижаться к Ивану, она отступила на полшага, стащила с себя куртку и бронежилет, ее руки обрели подвижность, она вновь придвинулась к Ивану, успевшему также освободиться от куртки, но когда она обняла его, то сбила костяшки пальцев о рукоятку висевшего под мышкой Ивана пистолета.

– Ай!

Иван поймал ее ладонь, перевернул, слизал капельку крови, языком положил на место задравшийся лоскутик кожи.

– Нас не возьмут врасплох? – спросила Маша, глядя сверху на затылок Ивана.

– Не возьмут… Но ты… – Он поднял голову. – Ты должна сдаться. Я тебя выпущу. Так надо, Маша!

– Нет! – Маша быстрым движением выхватила пистолет из кобуры. – Ни за что!

– Маша!

Взрыв и начавшийся вслед за ним пожар уничтожили дом Цветкова до основания. Хмурое утро открыло печальную картину. Почерневший остов развалившегося от жара камина возвышался в центре пепелища. Дым от головешек смешивался с холодным осенним туманом. Удушал стоявший в безветрии тяжелый запах паленого мяса.

Разбирая завалы, сотрудники МЧС извлекли из-под них три обгоревших трупа. Экспертиза показала, что один был трупом самого Алексея Андреевича, другой – отставного прапорщика Шеломова, третий – злоумышленника, близкого соратника главаря разбойников Дударева Ивана. Труп же Дударева, выдававшего себя последние месяцы за домашнего учителя, подданного Франции Жана Леклера, найден не был. Хотя искали тщательно. Версию, что взрывом Дударева разорвало и искать следует не труп целиком, а фрагменты оного, проверили. Результат – отрицательный. Таким образом, приходилось признать, что останки Дударева в сгоревшем доме, цельные или частичные, отсутствовали.

Выглядело это как минимум странным, ибо из показаний дочери генерала Ильи Петровича Кисловского, Кисловской Марьи Ильиничны следовало, что в ходе возникшей между нею и Иваном Дударевым ссоры – она требовала от Дударева, чтобы тот сдался, Дударев упорно отказывался – Марья Ильинична случайным выстрелом из пистолета Дударева убила. На вопрос же следователя: «Куда попала пуля?» – Марья Ильинична отвечала: «В сердце, я попала ему в сердце!» – и далее показывала, что потом бросилась к дверям дома, распахнула их, тем самым приведя в действие взрывной механизм, сработавший через пять секунд.

Однако зафиксированные в протоколе показания Маша смогла дать лишь после того, как усилиями врачей была выведена из шокового состояния. Да если бы только шок! Контузия, ожоги. Взрывной волной Машу бросило на столбы беседки, что привело к перелому руки и нескольких ребер, но главное – к серьезной травме позвоночника. Реабилитационные мероприятия заняли больше полутора лет, все это время Маша настаивала на своей версии. Ей не очень-то верили. Ни отец ее, Илья Петрович, ни сотрудники компетентных органов не верили также и тому, будто захват дома Цветкова был частью ее плана. Все – и пуля в сердце, и идея захвата – списывалось на нервное потрясение. На фантазии травмированной произошедшим молодой девушки. Поэтому, когда генерал Кисловский намекнул, что пора как-то определяться, ведь у него в связи с видимым улучшением состояния Машиного здоровья появились кое-какие идеи, дело закрыли.