Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А у нас смены на “Мелодии” были короткими, всего по четыре часа, и изредка Тропилло удавалось оставить нас еще на смену. Жаль, конечно, что на сведении я не управлял процессом вполную – сидел рядом. Точнее, мы сидели у него за спиной втроём: я, Рауткин и Лукин. Все остальные уже уехали в Архангельск. Конечно, я мог Юре сказать мол, это давай потише, это погромче, это чуть влево давай, а это – чуть вправо, но… в общем, если бы я это пересводил сейчас, конечно всё сделал бы по-другому…
По готовности, мы переписали себе альбом на “девятнадцать”, каждому – по бобине. Хотя Тропилло и говорил, что эта запись выйдет на грампластинке, мне было трудно поверить. Всё равно наш материал ждал некий худсовет, и в любой момент из Москвы могла прийти какая-нибудь директива, как уже не раз бывало с нами, и всем намерениям пришел бы каюк. Подсознательно я именно к этому и готовился, но уже сам факт наличия альбома, спустя пять лет молчания – это уже была крупная победа для нас и широкий шаг вперёд. Мы стали первопроходцами на новой студии и, как мне кажется, не ударили в грязь лицом.
Последней мы сводили заглавный номер “Свободы Захотели”, управились за полсмены, часа за два. Даже Тропилло явился ко времени точно, чтобы присутствовать в момент рождения нового дитя. По традиции таким днем являлся “день скотча”, когда все номера склеивались один за другим. Но в данном случае воспользоваться скотчем не пришлось – новейшее оборудование точно по тайм-коду все монтировало само, и свидетельством окончания альбома тогда стал момент, когда Андрей, прямо в шапке и пальто, приклеил к началу альбома ракорд.
Нажав в последний раз кнопку “STOP”, Юра откинулся в кресле, иронично: “Ну что, битлы, всё… ну, где же, доставайте теперь свой портвейн”. На протяжении всего времени он не участвовал в нашей алкоголизации, а тут – само собой, можно было расслабиться. Портвейн у нас был всегда – как у сердечника валидол. Тропилло тогда тоже послушал, достал из дипломата бутылку шампанского, и мы устроили за пультом небольшой банкет. Пара яблок, “Портвейн 13” и шампанское. Даже не верилось, что это уже последний день… четыре недели мы здесь провели. С одной стороны они показались бесконечно долгими, с другой – пролетели как один день, когда уже все было готово.
Пожав друг другу руки, мы вновь разлетелись в разные стороны, по домам. Тропилло отвез нас с Лукиным на белой Волге в аэропорт, посадил и приказал, чтобы мы, не медля, выслали ему оформление. Летели домой, отмечали, не выпуская из рук бобины. Это были драгоценные копии с оригинала, звук был предельного качества, и ни в какое сравнение не шёл с тем звучанием, что получился на вышедшей грампластинке. Всё-таки заводское оборудование на Цветочной – толи старое было, а может его эксплуатация была в руках пьяных дебилов, короче – пластинка звучала кое-как. Но те бобины, что мы везли с собой, они в Архангельске произвели фурор – качество записи было абсолютным и неслыханным досель ни в Архангельске, ни в Ленинграде.
Сейчас, когда прошло уже много времени с тех пор, мне больше нравятся оба предшествующих альбома, потому что сводил их я сам. Никто никогда не сведёт Облачный Край лучше меня – автора музыки и слов. Но кроме меня, вряд-ли кто-нибудь заметил это – качество записи инструментов по отдельности, перешибало любые огрехи сведения. По приезду я сразу отправился в “Красную Кузницу”, где у нас была студия, сделал несколько копий друзьям, и для художника – Сергея Супалова. Ему ничего не нужно было говорить: название альбома и копия. Слушая пластинку, он делал сразу первые наброски на основе тех ассоциаций, которые возникали в его голове, пока играла музыка.
Слушаем «Облачный край». Ю. Морозов
Прошел почти год, как появился наш винил: звук я уже сказал, а полиграфия – точно на том же уровне, что и пластмасса. Краски тусклы, низов нет… Сувенир, да и только. Но когда наша пластинка появилась в Архангельске в свободной продаже, конечно это произвело сильнейший морально-политический эффект и произошло это совершенно неожиданно. Однажды влетает в квартиру жена моя первая, Ленка, кричит: “Богаев! Смотри что я принесла!”, и держит в руках “Свободы захотели”… Эффект разорвавшейся бомбы! Она купила его за 3.60 в универмаге, заскочив чисто по женским своим делам.
Отдел грампластмассы находился прямо напротив входа в универмаг, пройти мимо знакомых очертаний нашего оформления было невозможно. Пластинка “Облачного Края”, гонимого всеми отовсюду, вдруг вышла на государственном лейбле, не то, что где-то на костях… это было нереально круто! У нас винил, настоящий, как у Софии Ротару, как у Иосифа Кобзона, как у “Песняров”, yourbanny potap, как сказала бы Джоанна, а на моём лице выступила скупая мужская слеза.
Работники отдела без конца гоняли наше “Идолище поганое”, еще бы, своя родная группа, из Архангельска! А так как к тому времени все заинтересованные лица давно эту копию имели – расхватывали винил на сувениры. Потом еще допечатывали один тираж, его сделали красивее – с глянцем и более глубокими красками, звук был на прежнем уровне, но всё это было уже совершенно неважно: случилось так, что мы стали первыми, кто записался на новой студии “Мелодия”, и последними, чьи винилы еще допечатывались… в разгар 1991 года на заводе все поросло бурьяном, оборудование списано и спихнуто втихую зарубеж.
Спустя пять лет “Свободы Захотели” вышел в Германии на компакт-диске, и вот это уже было сделано на самом должном уровне – и оформление, и звук – максимально приближено к оригиналу. Впереди нас ожидало смутное время становления нового российского государства: в череде новых побед – полоса новых потерь, радости и скорби. Жесткое было время, но об этом потом, всё по порядку.
ГЛАВА 10, ЧАСТЬ 1: «СПОНСОРЫ»
Наступил 1991 год. Сижу себе спокойно дома, в кругу семьи, никого не трогаю, смотрю в телевизор, играю на гитаре. Несмотря на то, что был уже конец весны, погода стояла неустойчивая, в воздухе парила весенняя, но еще очень холодная хмарь. Настроение – совершенно домашнее. Вдруг, звонит наш басист, Андрей Лукин:
– Серёга, похоже на то, что я нашёл спонсоров…
