Задумчиво глядя куда-то вдаль, моя мать улыбнулась:

– Она была моей первой учительницей вокала. Я брала у нее уроки игры на фортепиано, но, когда она услышала, как я пою, мы сосредоточились на пении. Я училась у нее только в тот первый год, пока мои родители не нашли более опытного учителя, но я всегда считала ее той, кто вдохновил меня заниматься пением. Я понятия не имела, что она еще жива. Джулия Маниго была уже немолода, когда я ее знала. – Мать усмехнулась: – Хотя, вероятно, была моложе, чем я сейчас.

– Тогда поедем с нами. Я уверена, она будет рада тебя видеть. Я позвонила, поговорила с ее помощницей и договорилась о встрече… не думаю, что она станет возражать, если к ней приедет на одного человека больше.

– Я бы с удовольствием, но у меня назначена встреча, которую я не могу отменить в последнюю минуту. – Мать искоса посмотрела на меня: – Надо встретиться с мистером Макги по поводу его покойной жены. – Она многозначительно посмотрела на нас с Джеком, дав понять, какую встречу она имела в виду. – Передавайте ей от меня горячий привет и скажите, что я приеду проведать ее в самое ближайшее время.

Нола направилась к двери.

– Ну что, поехали? Чем раньше мы туда доберемся, тем скорее уедем оттуда.

Мать коснулась моей руки:

– Могу я поговорить с тобой, Мелли?

Мне показалось, что она надеется продолжить наш предыдущий разговор. Я с мольбой в глазах посмотрела на Джека, но он не то не заметил, не то намеренно проигнорировал мою безмолвную просьбу.

– Мы можем взять твою машину? – спросил он. – Не хочу везти Нолу на заднем сиденье «Порше» – там слишком тесно, и, честно говоря, я не знаю, насколько это безопасно.

Я протянула ему ключ от машины, а сама посмотрела на его «Порше», вспоминая те времена, когда меня сажали на его тесном заднем сиденье, чтобы Ребекке сесть впереди.

– Поведу я. Иди подожди у машины. Я сейчас.

Джек недоуменно выгнул бровь и попрощался с моей матерью, после чего они с Нолой зашагали к моей машине.

– Итак? – спросила я.

– Я думала над тем, что ты сказала… как Бонни назвала имя Джека, когда ты спросила, почему она не хочет говорить с тобой напрямую.

Я слегка расслабилась.

– Ты что-нибудь придумала?

– Возможно, Бонни вообще не ответила на твой вопрос. Возможно, она пыталась сказать тебе нечто совершенно иное.

– Например?

Мать оглянулась через плечо, чтобы убедиться, что Джек или Нола нас не слышат.

– Вчера вечером я говорила с твоей бабушкой.

Я удивленно посмотрела на нее. Моя бабушка всегда общалась со мной первой. Так было всегда, даже когда она была жива.

– Интересно, почему она не поговорила со мной?

– Говорила, но, видимо, ты не слушала.

Я тотчас вспомнила телефонный звонок той ночью, когда я нашла на комоде бумажник Джека, – что-то о том, что я должна слушать свое сердце.

– Я не понимаю.

– Джек в беде, Мелли. Я не знаю, как и почему, но, возможно, именно это Бонни и пыталась тебе сказать.

– Но почему мне? Почему не Ребекке?

Мать в упор посмотрела на меня:

– Перестань, Мелли. Не знаю, за что ты там цепляешься, но это мешает тебе видеть то, что всем остальным ясно как божий день. Так что перестань.

Я подумала о Джеке, о том, как рядом с ним я всегда чувствовала себя застывшей на краю обрыва, но при этом неготовой к свободному падению, если бы вдруг сделала шаг вперед. И я понятия не имела, что вынуждало меня так крепко держаться за твердую землю.

– Они ждут меня. Я должна идти.

В спешном порядке отведя глаза от разочарованного взгляда матери, я зашагала к машине, размышляя, как мне спасать Джека, когда я не знаю, как спасти саму себя.

Мы за считаные минуты доехали до Монтегю-стрит, и я сумела припарковаться прямо перед домом. Мы стояли на противоположной стороне улицы. Из разросшихся кустов индийской сирени, затенявшей большую часть палисадника и дорожки, доносились птичьи трели. Я восприняла это как хороший знак. Взглянуть на окно башни я не осмелилась.

Джек смотрел на дом, изучая его опытным взглядом. С юных лет, когда он на распродажах помогал родителям находить вещи для их антикварного магазина, он развил в себе чутье и вкус и умел с первого взгляда определить качественную работу как в том, что касалось мебели, так и домов. А также, вероятно, и женщин, но я старалась не думать об этом.

– Не иначе как Софи выпрыгнула из своих «биркенстоков», когда увидела его, – сказал он, откидывая голову назад, чтобы получше рассмотреть флюгер на крыше башни. Я проследила за его взглядом, но остановилась у основания окна.

– Еще как! И никто из нас не усомнился, что это тот самый дом.

– Я тоже. Похоже, краска раньше была голубой, а не серой, хотя первоначальный цвет, скорее всего, был желтым, как у кукольного домика, – сказал Джек, пропуская нас с Нолой вперед.

Нам пришлось пригнуться, чтобы пройти под ветвями кустов индийской сирени, одновременно глядя себе под ноги, чтобы не застрять в ямках и трещинах разбитых или отсутствующих кирпичей. Переднее крыльцо выглядело довольно прочным, и мы поднялись на веранду, обвивавшую фасад и боковые стороны дома. Краска на дорических колоннах, поддерживавших крышу крыльца, отслаивалась и висела лоскутами, так же как и на голубом потолке. Этот цвет, по идее, был призван отогнать злых духов и гнездящихся птиц. Увы, судя по грудам птичьего помета у основания двух колонн и злобному старику в окне башни в мой прошлый приезд сюда, он с треском провалил возложенную на него задачу по обоим пунктам.

Тяжелые двойные двери и окна с витражными стеклами в свинцовых переплетах остро нуждались в реставрации, равно как и растрескавшиеся половицы крыльца. Я вовремя одернула себя – мол, хватит глазеть, к собственной досаде поймав себя на том, как естественно ход моих мыслей перешел к деталям реставрационных работ.

Наше внимание привлекла старая латунная кнопка рядом с дверью. Оглянувшись на нас с Нолой, Джек нажал ее. Внутри дома раздался приглушенный звонок. Впервые с момента нашего приезда сюда мне показалось, что Нола нервничает.

– Интересно, здесь водятся привидения? – спросила она и быстро добавила: – Если, конечно, вы верите в подобные вещи. Я бы ни за что не пришла сюда на Хеллоуин, будь я маленьким ребенком.

Не решаясь посмотреть на Нолу или Джека, я тупо уставилась на входную дверь. Не хотела, чтобы мое лицо выдало меня.

Спустя несколько мгновений к дверям приблизился звук тяжелых шагов. Одна створка открылась, и перед нами возникла грузная женщина средних лет. Ее светлые волосы были убраны в конский хвост, и лишь по бокам лица свисали вьющиеся пряди. Женщина была в мешковатой белой футболке, черных брюках-капри и шлепанцах. И одежда, и обувь были густо забрызганы чем-то похожим на краску.