с миром, концом зацикленных мыслей. Волки вернули ей удовольствие игры без цели. Чистая радость игры пришла в ее жизнь после возвращения в реальность. Это был сложный урок для неисправимой мечтательницы, которая потеряла себя в книгах, оценках и фантазиях о том, что она волчица. «Теперь это вызывает у меня улыбку, поскольку многое изменилось. Я на своем месте. Там, где должна быть. Я заполнила пространство между волками, музыкой и писательством. Здесь я могу раскрыться лучше всего». Заполнить пространство, проскользнуть, проложить себе путь – разве можно дать более удачное описание для игры? Там, где есть игра, жизнь снова начинает бурлить. Но пианистка не отказалась от своих мечтаний: она просто извлекла из них урок и стала предельно внимательной в реальной жизни.

Даже если Элен Гримо – почти по Делёзу – попала в состояние «стать волчицей», которое спасло ей жизнь, вернув возможность метаморфозы, она не верила в то, что на самом деле была волчицей. Элен осознавала границу, отделяющую ее от мира животных, и не принимала мечту за реальность. Жак Майоль пошел гораздо дальше в состоянии «стать дельфином» (вероятно, даже дальше, чем следовало бы. Но и он понимал, что в лучшем случае превратился в человека-амфибию, поскольку полное перевоплощение в морское существо невозможно. Другим не повезло – или не хватило мудрости. Документальный фильм Вернера Херцога «Человек-гризли» рассказывает о калифорнийце Тимоти Тредуэлле. Он мечтал стать медведем, каждый год проводил лето среди гризли в дикой местности на Аляске и даже заявлял, что готов за них умереть. Так в итоге и произошло. Тимоти съел медведь – правда, незнакомый. Сила мечты имеет двойственную природу. Она может вдохновлять и разрушать. Мечта способна сломить человека. Что мы можем понять о Тимоти? Мечта его убила – но зато он ею жил. 13 лет. Не так уж и мало. Но если присмотреться, разве этот калифорниец не покорял медведей, как волны, вместо того чтобы стать им братом? Может, его привлекали не только животные сами по себе, но и риск, который они в себе несли? А если он жил на их территории, полагая, что защищает их, разве он тем самым не проявлял к ним неуважение? Неужели он не понимал, что за пересечение границы, которую и люди, и медведи соблюдали на протяжении 7000 лет, придется заплатить?

Когда Филипп Пети балансировал на канате на высоте более 400 м между башнями-близнецами, словно птица, у него случилась странная встреча. Как раз с птицей. Событие это было не из приятных. Вероятно, птице стало любопытно, кто вторгся в ее пространство. Она произвела на Филиппа достаточно сильное впечатление, чтобы убедить его подчиниться приказу нью-йоркской полиции и вернуться в мир людей. Филипп Пети видел разницу между мечтой канатоходца и грезами о превращении в птицу. Состояние «стать птицей», которое он пережил, не имеет ничего общего с иллюзией о трансформации в животное.

Филипп Пети – прекрасный пример баланса между мечтой и реальностью, умения отделять неосознанное безумие от идеального мастерства. Его подготовка требует невероятных усилий. К примеру, Филипп тренируется сохранять баланс на одной ноге – «до тех пор, пока боль не станет невыносимой». А затем? «А затем я продлеваю страдания еще на минуту, прежде чем переступить на другую ногу»{31}. Зачем он терпит эти невыносимые страдания, если его никто не заставляет? Ответ кроется в самом вопросе: именно потому, что никто его не заставляет. Он говорит: «Я верю в пользу кнута только в том случае, когда его держит ученик, а не учитель». Он продолжает: «Слава страданий меня не интересует».

В случае Филиппа страдания – часть реализации мечты. Он не ищет боли ради нее самой – он не мазохист. Он принимает ее сущность: это знак, что физические возможности достигли предела. Если человек желает выйти за пределы возможностей, ему нужно понять, где они пролегают, эти пределы. Янник Ноа замечает: «Боль – барометр спортсмена. А спортсменам нравится замечать признаки прогресса». Только так боль окажется приятной. Она доказывает, что вы буквально превосходите себя самого. Такое расширение нашего существа – большая радость. Цель – вписать баланс в тело. «Когда положение ног станет совершенно естественным, они обретут самостоятельность, а ваш шаг станет величественным и уверенным», – объясняет канатоходец. Телесная оболочка страдает, но мы понимаем почему. За изменения нужно платить. «Обещаю: когда вы спрыгнете с каната, то удивитесь улыбке от сильной усталости. Смотрите! На ступне появилась отметка, которую мой приятель Фуад называет линией смеха. Ее оставил канат». Задача всех этих усилий – привести к избавлению от усилий. Усилия полезны, неизбежны, необходимы. Но они должны быть направленными, ограниченными, осознанными, грамотными. И – нацеленными на собственное исчезновение. Усилия – это всего лишь подмостки, временное пристанище на пути к равновесию и покою. В итоге хождение по канату должно приносить только удовольствие и ощущение легкости. Тем, кто считает это невозможным, Филипп Пети отвечает: «Границы живут в душах тех, кто не умеет мечтать».

Более того, если канатоходец страдает, то уж точно не из-за чрезмерного усердия. Даже когда канат начинает раскачиваться и у человека возникает соблазн «успокоить его с помощью силы», нужно двигаться плавно, «не нарушая его ритма». Будьте внимательны к ритму каната, чтобы настроиться на его волну. Тогда получится усмирить боль. Мечта не только наполняет смыслом, но и служит своеобразным обезболивающим. Когда человек следует за мечтой, он чувствует боль иначе. Пети считает тренировки не испытанием, а охотой, завоеванием: «Упасть нельзя. При потере равновесия попробуйте какое-то время ему сопротивляться, прежде чем оказаться на земле. А затем прыгайте. Не заставляйте себя сохранять устойчивость. Нужно двигаться вперед. Вы должны победить. Завоевать!» Вы не падаете, а подпрыгиваете.

В погоне за мечтой нет места и усталости: «Прежде чем ступить на землю, нужно достичь предела – хоть какого-то. Вы ставите на кон свою репутацию канатоходца, чтобы победить. Поэтому канат следует оставлять на пределе возможностей, а не при усталости». Вот почему в усилии можно найти удовольствие. Усилия – это не остановка на пути к мечте о легкости, но в них можно найти и нечто приятное. Филипп Пети, как и Монтень, мог бы сказать: «Тому, кто находит удовольствие лишь в приятном, побеждает лишь на пике, любит охоту лишь в момент убийства, нет места в нашей школе». Удовольствие не сводится к моменту убийства зверя, а распространяется на всю охоту. Стремление к счастью – уже счастье. Достойная мечта исполняется уже в тот момент, когда человек о ней думает. Если Филипп Пети способен уверенно идти не по широкой балке или доске, а по простому канату, натянутому между вершинами башен собора Парижской Богоматери, если он таким образом опровергает Монтеня и Паскаля, то это не следствие какой-то новой философской мудрости, которая сильнее мысли о головокружении, а результат еще более сильного воображения и еще более великой мечты. Мечта канатоходца сильнее, масштабнее и ярче головокружения. Филиппу Пети не приходилось тщетно бороться со страхом падения. Для канатоходца страха просто не существовало: для его появления не было ни времени, ни возможности. Над воображением берет верх не разум, а само воображение: грезы приходят на смену кошмару, просто вытесняя его.

Янник Ноа соглашается: «Я не верю в усилие ради усилия. Я верю в исполнение мечты». Спортсмен показывает лучшие результаты, если понимает, ради чего или кого играет, когда у его усилий есть смысл. «Уже будучи юниором, я выиграл титул чемпиона Франции – легко и просто. Не без причины: на трибунах сидела девушка из Лангедока с грустным взглядом, я не мог выбросить ее из головы. В тот день я выложился по полной и играл гораздо лучше, чем обычно»{32}, – вспоминает Янник. Рыцари всегда могли рассчитывать на то, что любовь придворной дамы даст им крылья в бою. Ноа – единственный француз, победивший в турнире Большого шлема. У него получилось это лишь однажды. Теннисист знает, что мог показать лучшие результаты, но никто его к ним не подталкивал. Что он упускал? Он понял это сам – но слишком поздно. Забравшись на вершину,