– Я про вооруженных орков. И вообще – может, судачил кто о появлении еще каких войск, кроме нашей армии?

– Нет, хвала Механике, никаких напастей, кроме Лиги, в последнее время с нами не приключалось.

Галвин не стал рассказывать ему о том, что в часе езды отсюда, рядом с холмом и свежей вырубкой, на земле лежат окровавленные воины. И о том, что сегодня ударом калимдорского топора был убит его старый денщик. Не стал рассказывать, потому что понимал – Симен просто ему не поверит. Глянет, будто на умалишенного и все. Вместо этого инженер и артиллерист спросил:

– Ладно, пока у вас мир, дружба и прочая торговля. Ну, а как нелюди войдут в силу? И станет их больше? Как вы спасетесь, если они пойдут войной на ваши мирные города?

Подгорн вздохнул и, как маленькому, стал объяснять Громмарду, что такого никогда не произойдет, потому что кто в таком раскладе будет покупать у армакодских орков их замечательные кожаные вещи? Кому тролли из каменоломен станут поставлять свой щебень и гранит? С кем жители Бегенча будут вести деловые операции, к которым у гоблинов просто страсть и нетерпеж?

– Это вам в Таашуре почему-то не живется спокойно. Как уязвило вас чем, – вынес диагноз Подгорн. – Доктора вообще занимались ею?

– Чем? Кем?

– Да войной этой вашей. Надо бы найти причину.

Галвин крякнул в сердцах, потом протянул перевозчику пятерню:

– Ладно, бывай, родич. Поеду. И так подзадержался. За слова твои – спасибо.

– И тебе пока, командир дивизиона. Будешь в Скаллене – заходи. Улица Перевыполнения, пять. Вывеска: «Братья Подгорны. Частный извоз. Кабанов не берем».

– А почему кабанов не берете?

– Буйные. Два прицепа уже сломали.

До блокпоста Громмард добрался без приключений. Разве что на подъезде к заправке он увидел парня и девушку, которые увлеченно о чем-то спорили. Миг, внезапный вихрь – и в поле несется тонконогая лань, а за ней скачет красавец марал с ветвистыми рогами и белоснежной манишкой.

– Ликантры! – изумился Галвин. – Средь бела дня резвятся ликантры. Хорошо, что в окрестности лагеря они не наведываются. Наши охотничьи команды разбираться не станут.

Около шлагбаума, он, как научил его Симен, остановил трицикл. Ракшей инженер разглядел издалека, а они – его. Когда гном вылезал из седла, вся троица демонов уже неторопливо подходила к разгоряченному агрегату. Один из ифритов, с корундовыми зрачками вождя, провел перед Галвином ладонью, словно хотел протереть от пыли его лицо и одежду. Потом повернулся к остальным:

– Да, это он. Ты не ошибся, Магрен. Приветствуем тебя, Галвин Громмард. Я – Баданок. Это – Фрайя и Магрен.

Женщина-демонесса по-змеиному облизнула губы фиолетовым языком, а после пытливо уставилась на инженера. От ее глубокого взгляда у гнома на мгновение закружилась голова.

– Я вижу на тебе печать нового знания. Не тяжела ли она?

– Даже не знаю. Непонятна. Вот, точно – непонятна, – искренне ответил Громмард.

– Тут все зависит от твоего желания. Новые знания должны помириться внутри тебя с тем, что ты сам скопил за свою жизнь. И из этого может родиться новое великое умение. Далеко не все из нас могут передавать навыки. Это по силам единицам. Пророк Варрен выбрал твой разум в качестве сосуда. Он зачем-то пожелал это сделать.

Галвин передернул плечами. Ему и самому было невдомек, почему законник ракшей назначил почти незнакомого гнома наследником.

– Может, он хотел, чтобы я отомстил за его смерть?

Магрен – гора мышц с опаловыми зрачками – усмехнулся уголками губ:

– Это лишь цена. И цена щедрая за то, что ты получил.

– Я не просил такого дара.

– Конечно, – согласился Баданок. – Никто не имеет права просить о подобном. Но Варрен выбрал тебя. Значит, в этом был смысл. Хорошо. Не будем гадать. Громмард, куда ты направляешься?

– В Кламардис. Я хочу просить Караннона об аудиенции.

– Конечно, мы допустим тебя. Но только не в Кламардис тебе нужно ехать, а в Скаллен. Караннон прибудет туда через несколько дней. Остановись в гостинице «Слава металлургам!». Он сам тебя найдет. Тебе нужны вешки, чтобы оплатить свои расходы?

– Да что за место такое – Фаркрайн? За час я говорю со вторым собеседником, и каждый раз мне суют деньги. Благодарю. У меня есть вешки, полковой казначей выменял их у местных с побережья. И вот еще что… Когда мы, с моим денщиком ехали через кедровый лесок, то напоролись на засаду. На нас напали орки. Кто из вас воевал за Лигу?

– Все, – лаконично ответил Баданок.

– Это был Калимдор. Обоерукие. Мой слуга погиб, я похоронил его там же, в лесу…

– Ты желаешь, чтобы мы оказали твоему другу почести?

– Нет. Я хочу спросить – как такое вообще могло произойти? Шенк в Фаркрайне! Вы вроде стоите тут дозором. Кто-нибудь может мне объяснить, что творится?

Ему ответил Баданок по праву старшего:

– Лига пришла в Фаркрайн. Сама. Ее сюда никто не звал. Почему ты считаешь, что Шенк не имеет права сделать то же самое?

– Но вы же бились в нашем строю…

– Наши долги Лиге отданы сполна. Пророк Варрен наверняка говорил тебе об этом, ведь он был одним из последних, кто покинул берега Таашура. Он встречался с Трезубцем, на переговорах между нашими народами все было решено. И вот теперь – Лига в Фаркрайне и новый зуб ее тройной рогатины негодует на то, что вы сами притащили на мирную землю войну.

Громмард застыл как громом пораженный. Варрен общался с Бельтраном и Джоэвином? Да и Эйра его наверняка узнала! А ему, Галвину, даже словечком никто не обмолвился! Баданок понимающим взглядом наблюдал замешательство гнома.

– Ты найдешь ответы на все загадки в Скаллене, – сказал командир патруля.

Когда инженер собрался отъезжать от шлагбаума, его неуемное любопытство задало последний вопрос:

– А если бы со мной был кто-то еще из лигийцев?

– Он отправился бы назад.

– А если бы он не захотел?

– Он бы умер, – Баданок поднял руку в прощальном салюте. – Удачи в пути, Галвин Громмард.

Никогда раньше такого Шакнар еще не видывал. Сотни заводских труб выбрасывали в небо Фаркрайна разноцветные дымы. Струйки белых дымов, шлейфы желтых и два толстых рыжих столба. Домны. Шакнару уже рассказали на подъезде к Скаллену. Эти два гиганта вели к самым большим металлургическим цехам, что снабжали весь Факрайн чугуном и изделиями из него. Ездовые болтали, что над городом завсегда видно зарево и этот огненный отсвет указывает дорогу к нему за много миль. Наверное, солоно пришлось бы его жителям, если бы их дома стояли близко к заводам. Пыль, чад – окна не распахнуть. Но граждане Скаллена предусмотрительно отстроили свои жилые кварталы на другой стороне реки, что разделяла город на две части. А на заводском берегу остались только производства да конторы, их обслуживающие. Ну, еще, может, десяток постоялых дворов для всякого заезжего делового люда. Шакнар всего насчитал шесть мостов, которые соединяли фабричную часть Скаллена с обжитой. Разного размера, высоты и ширины, хотя от таможенной заставы разглядеть их отчетливо было невозможно. В дно реки упирались мощные каменные опоры, а пролеты мостов были подняты на большую высоту. Это под мачты судов, которыми тесно была забита речная гавань. В основном – баржи, но среди них виднелись белоснежные и легкие силуэты парусников, а также выделялись корабли для перевозки пассажиров. Их можно было легко узнать по круглым гребным колесам с обеих сторон корпуса. Шакнар оторвался от созерцания Скаллена, потому как стражник пропустил телегу, что стояла в очереди перед ними, и теперь занялся их транспортом. Ханчи говорил, что доедут они с комфортом – подвода практически порожняя, и, как водится, почти не соврал. Возчик, что правил ей, сидел замотанный до самых глаз в какое-то нелепое покрывало. Шакнар тогда еще спросил в чем дело, на что шустрый делец-гоблин ответил, мол, не знает, может, захворал бедолага! Оказалось – в той телеге везли из Бегенча в двух мешках какой-то специальный ингредиент для скалленских мануфактур и этот ингредиент распространял вокруг настолько удушливый смрад, что ни один купец не согласился грузить свой товар по соседству с такой вонючей штукой. Но выяснилось это, уже когда караван тронулся в путь, так что Шакнару пришлось смириться. Правда, Хала через короткое время начала отчаянно чихать. Пришлось на ее морду намотать такую же повязку, как и у кучера. А к вечеру того же дня и сам Шакнар ехал с влажной тряпкой на лице, от всей души проклиная пройдошливого Ханчи.