– Я?! – от возмущения гоблин весь выгнулся словно живой вопросительный знак. – Я же все утро проторчал в управе? Вот оно! – он с ловкостью фокусника выдернул из-за пазухи листок гербовой бумаги. – Разрешение! За личной подписью Рули Шпаклера: «Допустить в град Скаллен львицу горной породы по прозвищу Хала. Передвижение разрешить только в присутствии сопровождающего лица – дрессировщика львицы Шакнара!» Вот! А ты чем занимался, любезный хозяин? Почему не выгнал к заставе этого лодыря с клеткой?

И они начали браниться, доказывать свою правоту, призывая в свидетели всех богов, родственников и даже случайных прохожих. Их ругань прервал парень на трицикле:

– Я так понимаю, что машину в гараж можно загонять?

Оба спорщика возмущенно воззрились на своего водителя и не сносить бы ему головы, но гоблин внезапно вспомнил о новом постояльце:

– Простите, достойный Шакнар, за отсутствие принимающего сервиса! Постараемся компенсировать вам наилучшим обслуживанием в номерах. Ваши апартаменты давно готовы. А для милейшей Халы мы переоборудовали одну из конюшен. На лошадях теперь все равно мало ездят. Кстати, как вам удалось миновать таможню без разрешения на ввоз хищников?

– Договорились, – уклончиво ответил Шакнар и досадливо подумал: «В этом Фаркрайне я стал похожим на Ханчи. Шустрю и договариваюсь».

– Пожалуйте в гостиницу… Обед будет немедленно подан. Желаете ванну? Массажиста или зубодера? Нет? Слуга заберет ваш багаж.., – Ширмач споткнулся, потому что «багаж» в этот момент широко зевнул, демонстрируя пасть, полную острых зубов.

За последнее время Шакнар уже привык к статусу незначительного лица, поэтому находился в сильном смущении от всеобщего переполоха. Вновь вживаясь в роль влиятельной персоны, он великодушно махнул рукой:

– Ладно. Я отведу ее сам. Хала!

– Да-да, благодарю! Для вашей питомицы у меня как раз приготовлен целый таз свежего, сочнейшего бараньего окорока. Даже кожу сняли!

– А вот этого не надо! – веско сказал Шакнар. – Драть шкуры она любит. И внутренности всякие – кишки там, селезенку, рубец. Когда ест, аж урчит. В такой момент ее лучше не беспокоить.

Гоблин нервно сглотнул и замотал головой так, что едва не потерял цилиндр:

– Не станем беспокоить. Даже в мыслях не было ее беспокоить!

* * *

Около южных ворот Скаллена сегодня было людно и суетно. Громмард долго проторчал бы на въезде, но синий демон, что присутствовал на посту, безошибочно выцелил фигуру инженера верхом на «Ревуне грозящем» с двумя аркебузными стволами впереди и бросил в сторону таможенников:

– Этого – вне очереди!

Когда Галвин проезжал во второй дорожной полосе, ракша коротко ткнул себя ребром ладони посередине груди. Так они приветствовали собратьев по духу. Инженер машинально ответил на жест ифрита. Как демон его узнал в толпе? Галвин даже гадать не стал. У инферналов свои секреты.

После въезда в город дорога раздалась вширь. На ней в одну шеренгу вполне могли бы уместиться пять повозок, не задевая друг друга. На обеих обочинах тракта галдел пестрый рынок, на котором торговали всеми дарами Фаркрайна. Инженер миновал чешуйчатые рыбные, разноцветные овощные и сверкающие белизной молочные ряды, после чего остро почувствовал поднывание пустого брюха. День близился к закату, а он не ел с самого утра. После завтрака в лагере была пыль, кровавая резня, гибель Хобарна, снова пыль, ныряющая лента дороги и запах горячего моторного масла. Теперь, когда путь и напряжение дня остались позади, организм настойчиво напомнил о себе. Галвин завертел головой в поисках трактира или харчевни. Но его взгляд постоянно цеплялся за платья и сарафаны. Девушки. Давно он не видывал мирных, гражданских девушек и даже забыл, что они могут встречаться в таком количестве на единицу площади. Молоденькие продавщицы рынка перекладывали товар и весело перешучивались с покупателями. Блестели зубки, мелькали загорелые ручки, короткие подолы оставляли доступными мужскому взгляду стройные ножки и округлые коленки. Галвину вдруг захотелось спрыгнуть с седла трицикла и нырнуть в этот хохочущий и бурлящий хоровод жизни, чтобы ему, а не кому-то другому дарили радостные улыбки эти алые губки, чтобы на него в кокетливом прищуре смотрели девичьи глаза. Молодость. Он вдруг понял, что это слово может быть отнесено и к нему самому. На войне совсем не думаешь о возрасте, если он достаточен для войны. Вражеские мечи не делают скидку на юность и неопытность, скорее наоборот. Война убивает молодость, поэтому молодости приходится скрываться, маскироваться под зрелость. Здесь, в Скаллене, Галвину страстно захотелось почувствовать себя совсем юным и хотя бы чуть-чуть вкусить прелестей своего возраста. Он даже пожалел, когда кончились торговые ряды, и серьезно стал подумывать, чтобы крутануть назад трицикл.

После рынка по правую сторону дороги сначала появились крытые площадки, высоко обнесенные сеткой, а потом издалека вырос купол огромного здания. Между его каменными перекрытиями до самого верха блестели оконные витражи. Громмард подумал, что в жизни он еще не видел столь грандиозного сооружения. Позади непонятного строения он различил еще десяток огороженных площадок. Инженер обратил внимание, что по разным сторонам у них установлены какие-то несуразные конструкции из согнутых труб. Около дороги под матерчатым зонтиком стояла передвижная лавка на колесах. На ее витрине гном заметил пирожки, за прилавком скучала молодая девица. Желудок Галвина по этому случаю немедленно вступил в союз с мужским естеством. Инженер не стал противиться самой деятельной в данный момент половине своего организма и с готовностью остановил трицикл напротив торговки.

– Почем пироги, хозяюшка?

– Ну и тарахтит он у тебя! Глуши давай, а то надымил мне тут. Пирожки – вешка, как везде.

– А с чем?

– С чем душа просит. Булки с изюмом и абрикосами, расстегаи с печенкой, манники тоже есть. С краю – мясные, рыбные и с капустой.

– А попить? В горле один песок.

– Квасу холодного налью, могу и киселя клюквенного.

С голодухи Галвин набрал себе всего и много. Продавщица тут же вытащила для него из закромов лавки низкий складной столик и короткую скамейку.

– Присаживайся, поешь спокойно. Вижу, что с дальней дороги, весь в пыли.

Галвин торопливо кивнул и так жадно впился в бок рыбника, что капли жира брызнули на его подбородок и куртку. Девушка откинула доску, что заменяла ей прилавок, и с мокрой тряпкой в руке шагнула к инженеру. С ласковой женской бесцеремонностью она сказала:

– Дай оботру. А ты – ешь.

– М-м-м, угу, м-м-м, спасибо.

Пока продавщица возвращалась за прилавок, Громмард с удовольствием прошелся взглядом по ее крутым бедрам под цветастой материей сарафана. Через короткое время он торопливо насытился и отвалился от стола со стаканом кваса в руке.

– Вокруг площадки. Для чего они?

– Для пушера. А то ты не знаешь? Погоди… Выговор у тебя не наш. Из северной Тарнеги, что ли?