автора коего нарекли именем Вольфрам Рюкзак, чтобы затем составить реферат для журнала. И даже нафантазировали содержание труда. Очень веселились. Однако все так и застыло на стадии сомнительно «благих порывов», согласно некрасовскому определению. А ведь осуществи мы эту задумку, так бы и пошло, никто не стал бы проверять, есть ли такой труд. Поразительно, но вскоре на Западе этот термин, «unisex», родился и прижился.

Анекдотов случалось множество. Вот как я впервые попала за кардон: шел 1988-й год. Меня пригласили в г. Бергамо, Италия, на конференцию, посвященную П.А. Флоренскому. Предстояло пройти еще действующий санпропускник, партбюро. Но обязанности оно выполняло теперь механически, без души. «Вы были раньше за границей, где-нибудь… в странах народной демократии?» – «Нет, не была нигде, но… я готова проехать через Бухарест или Будапешт». Удовлетворенные моей покладистостью, экзаменаторы дали мне отмашку.

Еще не вышел указ о запрете пользоваться электрочайниками на производстве, и у нас вовсю отмечались личные и общественные юбилеи. Помню один день рождения, празднуемый на Якиманке с большим размахом и охвативший целый этаж. Кто-то в угаре праздничного веселья задал несообразный вопрос виновнице торжества: «Алла, скажи, а сколько тебе лет?» – «Сколько, сколько!? Сколько всем, столько и мне!». С тех пор я тоже руководствуюсь этим заветом.

И все-таки, что бы ни казалось взыскательному взгляду, заметки мои – юбилейные.

Что же дальше?

Несмотря на нечто памятное и существенное в нашем прошлом, интересно рассмотреть, куда ушло от него настоящее и заметить на фоне прежнего основные экзистенциальные и социальные тренды. Интересно, как из ростков и побегов радикальных перемен в жизненном мире они разрослись на просторе в густые заросли. И это ожидаемо. Ведь при отсутствии системной реакции, без настойчивого противодействия неблагоприятному наличному «статус кво» отрицательные тенденции только накапливаются и развиваются.

1

Так, что касается внутренней ситуации России, то становится все очевиднее, что она находится в состоянии политического раскола за счет растущих реставрационных настроений. В последние десятилетия беззастенчивой, ожесточенной пропагандой коммунистических идеологов, укрепившихся в средствах массовой информации, а также в вузах и номенклатуре, в сознание народа все более внедряется ностальгия по советскому прошлому. Дело перешло все границы: идет процесс реабилитации всемирно-исторического садиста, организатора геноцида русского и других народов России. А народ в свой жажде «сильной руки», которая навела бы порядок в стране, и, может быть, не меньше – в тоске по былому величию, все больше поддается ядовитому облучению и теряет нравственную восприимчивость к чудовищным злодеяниям коммунистического режима.

Но есть и новые «нюансы». По сравнению со вчерашним днем, в самое последнее время, несколько подустав от навязчивого прославления «вождя народов», господствующая пропаганда принялась за реанимацию его подзабытого прародителя, «вождя мирового пролетариата», В.И. Ленина (следуя афоризму А. Барбюса: «Сталин – это Ленин сегодня». Значит, Ленин – это Сталин вчера.). Однако в толковании этих фигур их нынешними критиками фигурирует поразительное идеологическое смешение: обе они в демократическом лагере иногда равно именуются «бандитами» или вообще уравниваются между собой в своей деятельности. Ан, нет! Здесь разные жанры в едином проекте. Один – кровожадный восточный властитель, разоритель России, время от времени сотрясающий воздух апелляциями к марксизму, который он ловко соединил с инородным ему патриотизмом; другой – пожираемый идеей мирового пожара, переворота всех основ человеческого бытия, начиная с России, и именуемый в народе – гласе Божьем – анчуткой! (И ведь никто не обещал, что антихрист явится в одном экземпляре.) Превозносятся «уникальные достижения» принудительно-истребительного режима, которые Россия бескровно и с триумфом достигла бы на своем эволюционном пути.

Так, под иерихонские хрипы громголасных ведущих из популярных «ток-шоу», предоставляющих зеленую улицу по-большевистски напористым бойцам, эти программы выливаются подчас в некое куликовское побоище, где на инакомыслящего (приглашенного в качестве «чучела врага», – Л. Радзиховский) набрасывается свора защитников Октября и врагов «преображенского» (по слову Солженицына) августа 91-го.

Народ, пропитанный господствующей на популярных массмедиа атмосферой, где ему внушается, что строить на костях, – есть норма, дело обычное, становится бесчувственным и бесчеловечным; моральное сознание погружается во тьму. Это тот самый народ, о котором доктор Ф.П. Гааз писал: «Удивительная добродетель у русского народа – милосердие». И думаешь, для кого написан «Архипелаг Гулаг»…

2

Естественно, что параллельно это действо сопровождается все возрастающей ненавистью и клеветой в адрес освободивших Россию событий двадцатипятилетней давности, на которых и списываются все неудачи заторможенной сегодняшней социально-экономической и политической системы. (Все это напоминает анекдот советских времен, когда гражданина, возмущавшегося пустотой магазинных полок, забрали в милицию за то, что он «занимается антисоветской пропагандой», поносит нынешнюю власть, тот воскликнул: «Да что вы! Я ругал Дом Романовых, который за триста лет правления не сумел обеспечить свой народ».)

Однако энергичным политическим агитаторам, по сути, самодеятельным оккупантам значительной части массмедиа, никто не ставит препятствий и не доводит до сведения, что воспеваемый и реанимируемый ими тоталитарный режим – пал именно на почве банкротства и законно сменился полярным ему демократически строем, что закреплено в Конституции РФ. Более того, – что произошла смена формаций. А потому, с правовой точки зрения, реставрационная пропаганда, нацеленная, по сути, на смену существующей системы, есть подрывная, антигосударственная деятельность.

Но одерживающие пропагандистскую победу на общественной сцене ожесточенные политики и публицисты выставляют в качестве подрывников государственного строя ту демократическую оппозицию, которая, каковой бы она нынче ни была, формально как раз и есть законная наследница новой российской республики. Хитрый закон о запрете на пропаганду идеологического экстремизма, по замыслу нацеленный на укрощение либеральной оппозиции, уместен как раз в отношении противоположного коммунноидного лагеря.

3

Благодаря пропаганде реставраторов, надеемся, не выражающих курса власти, понятие «либерализм», отождествленное с коварным «западничеством», уже утвердилось в обществе в качестве вреднейшего образа мысли, и тем самым борцы с либеральным мировоззрением выставляют себя врагами личной свободы и свободы как таковой. Судите сами, какой общественный строй вытекает отсюда.

Беда тому обществу, которое вычеркнуло понятие «либерализм» из своего позитивного лексикона и, больше того, сделало его главной идейной мишенью, ассоциированной с антизападничеством и разжигаемым антиамериканизмом, т.е. отказом от своего места в тысячелетней христианской цивилизации.

Однако «красная» идеология почувствовала нужду в помощи со стороны.

Как некогда, в страшные годы, на переломе войны Сталин ухватился за гонимую доселе церковь как за последнюю духовную опору, так и нынче обрыдлая уже марксистская идеология, потерявшая веру в себя, не говоря о безразличии к ней народа, стала нуждаться в «духовной скрепе» и нашла ее в непререкаемой силе патриотизма, в симбиозе с которым коммунизм образовал железобетонный фундамент для дальнейшей воинственной пропаганды. (В том самом патриотизме, ненавидимом и гонимом «вождем мирового пролетариата».