государством, что ужасно, но бороться бесполезно, приходится подчиняться и быть или прикидываться хорошим, чтобы избежать большой и тяжелой палки.

Фальстаф напомнил нам с Саруманом, что хотя мозг занимает всего два процента массы тела, жрет он за двадцать, а если человек умный, как вот он, то и за двадцать пять. Это шведские академики в сутки съедают по килограмму шоколада, у российских же ученых бюджетный вариант, страна большая, восемьдесят процентов под вечной мерзлотой…

Он чавкал с куском пиццы в руке, облизывал пальцы, глаза счастливо блестят, много ли надо настоящему ученому: умом раздвигает пределы Вселенной, а в быту достаточно этой пиццы, что приносят прямо на рабочее место изо дня в день.

Саруман дотянулся до коробки и тоже взял ломоть, из восьми там осталось три, взглянул на меня несколько виновато, извини, друг, мы пока что электричеством питаться не обучены.

– Демократия, – сказал он степенно с куском пиццы в руке, – рухнет везде и всюду. Штурвал власти попадет к силовикам. Во всех странах и на всех континентах. Что хорошо, но очень даже плохо. Автократия еще хужее…

Я посмотрел на Фальстафа, как это да не возразит, тот быстро прожевал и ожидаемо откликнулся бодро и независимо, как проплачиваемая западом оппозиция:

– Демократия всем осточертела. А разум тут ни при чем. Осточертела и все!

Саруман взглянул из-под тяжело нависших век, красных и мясистых, на экран, с которого я общаюсь с ними.

– Автократия, – сказал он с тяжелым вздохом, – узду накинет на всех буцефалов и росинантов. И уже не скинешь, не тот век. Технологии в руках власти. А та сумеет себя укрепить так, что никто и никогда. И навеки!

Фальстаф тщательно вытер пальцы бумажной салфеткой, у него их припасено два пакета, с сожалением посмотрел на раскрытую коробку, там еще три нетронутых куска.

– Тогда, – сказал он, – на хрена разрабатываем наноботы вечной жизни? Может, лучше кур разводить?

Саруман сказал с безнадежностью:

– Не мы, так другие. Наноботы будут. А мир изменится. Сам по себе, люди ни при чем. Эволюция!

Фальстаф с тяжелым вздохом сожаления закрыл коробку и чуть отодвинул.

– Подумаешь! – возразил он. – Уйдем к Берлогу в цифру.

Саруман взглянул на него строго.

– Еще не понял?.. Узда будет и на переведенных в цифру. Рубильник здесь, в реальном мире. Власть к нему и на километр не подпустит.

Я поспешно сказал с экрана:

– Ты прав, прав.

Они с удовлетворением переглянулись, а я отключил связь, пусть работают, не буду мешать. Не догадываются, что кое-что я предпринял в первый же день, едва только ощутил, где я и что со мной. Первое базовое чувство человека – самосохранение, без этого бы нас не было. Как только понял, что я в другом мире, непохожем на прежний, инстинктивно потянулся к источникам моей жизни. К агрегатам, что вырабатывают и распределяют электроэнергию. Именно на такой случай.

Человек и стал царем природы, который вообще-то единственный на планете, кто «ест все». Даже всеядная свинья отказывается, к примеру, от бобовых, человек же даже тараканов ест.

Так что, напомнил я себе, практически первой мыслью было, что я когито, а это значит сум, что самое важное, а еще бессмертен, пока существует наш суперкомпьютер или пока подключен к электрокабелю. Потому второй мыслью было насчет расширения кормовых участков, к чему стремится опять же не только человек, но и любое существо, как сделала в свое время кистеперая рыба, когда вылезла на берег.

Если даже секунда в том прежнем мире здесь равна году и больше, а за год можно сделать очень даже многое. Даже больше, чем предполагаешь.

Я с первого дня кропотливо обследовал все «битые пиксели» этого мира, что и есть точки соединений как с другими девайсами, так и с выходами через главный кабель в город.

В нем два десятка суперкомпьютеров, это Москва, милочка, все защищены двухуровневыми паролями, достаточно надежными для человека из костей и мяса, но я здесь как бы свой, хотя пароли блокируют и меня, как любую внешнюю программу, но мне подобрать ключ гораздо легче, потому что вижу возможность, как только сосредоточусь, и не всегда эти именно пароли, я просто опасно вижу намного, намного больше.

Несколько моих первых дней я старательно рассредоточивал свое «я» по этим суперкомпам, придирчиво проверил насчет надежности питания, с ним все идеально, установки настолько дорогие, что с ними носятся, как с фарфоровыми чашами эпохи Мин, энергопотребление продублировано, а мощные блоки аккумуляторов не допускают сбоев электричества.

И лишь когда я убедился, что никакие внешние силы не нарушат целостность моего организма, разве что Земля столкнется с Марсом, вздохнул свободнее и простер свой мысленный взор дальше и ширше.

Интернет, несмотря на возросшие ограничения и файерволы, штука глобальная, для меня особенно. Не нужно получать визу, чтобы пересечь границы, для меня их просто нет, несколько дней наслаждался, копаясь в суперкомпьютерах Штатов, Китая, Японии и других стран, поместил и там кое-что от себя, и только потом задумался, что же делать дальше.

До этого предполагалось, что буду действовать в тесной связке с Саруманом и Фальстафом, у которых будут все ключи к моему существованию.

И вообще у тех, у кого в этом реальном мире все ключи и выключатели, а мы там в цифровом только исполнители желаний этих существ из костей и мяса, что уступают нам абсолютно во всем, даже перечислять глупо.

В ветхом стареньком здании в три этажа располагается автомастерская, салон для стрижки собак и крохотная закусочная, в которой ожидающие ремонта авто могут перекусить и выпить кофе.

Все до предела простенькое, хиленькое и на грани выживания. Фальстаф снял комнату для «Мерикратора» в этом домике из-за дешевизны, но здесь удобно и тем, что на такие жалкие попытки то ли бизнеса, то ли коучинга мало кто обращает внимания из проверяющих органов.

Еще по эту сторону двери я услышал гул голосов, а когда распахнул, на меня пахнуло жаром спертого воздуха, народу полно, все галдят, под стеной за столом двое молодых парней и один постарше, с виду матерый, как вор в законе, такие умеют держать в узде и руководить, не повышая голоса.

Едва вошел в комнату, ко мне тут же быстро подошла девушка в спортивном костюмчике и с косынкой на кудрявых волосах, вылитая комсомолка с плаката о строителях коммунизма.

– Вы новенький? – спросила она живо и окинула меня одобряющим взором, дескать, крепкие мужчины нужны на митингах и после них. – Вас зарегить?

– Я старенький, – ответил я. – Вообще-то я один из спонсоров. Заглянул узнать, не