class="p1">Полицейские, отвязав ящик, поставили его на заднее сиденье. Потом опустили правое переднее стекло, и Тэннер уселся, выставив руку наружу.

Завыла сирена. Боль расползалась по руке Тэннера до самого плеча. Разжать пальцы ничего не стоило.

— Ну и где эта ваша река? — прошипел он.

— Чуть-чуть осталось. Две секунды, и мы — там!

— Живей! — потребовал Тэннер.

— Вон там, впереди, — мост. Заедем на него, и вы бросите эту пакость… да подальше.

— Мистер, я устал! Могу не дотянуть…

— Жми, Джерри!

— А я, блин, что делаю? Но у нас, черт возьми, нет крыльев!

— И голова что-то кружится… — добавил Тэннер.

Машина стрелой вылетела на мост и с визгом затормозила. Пока Черт медленно открывал дверцу, водитель свою уже захлопнул.

Тэннер пошатнулся, и полицейские, подхватив его, подвели к перилам. Как только его отпустили, Черт тяжело навалился на ограждение.

— Вряд ли я…

Он вдруг выпрямился и, широко размахнувшись, метнул гранату, так что она со свистом полетела над водой.

Черт ухмыльнулся.

Далеко внизу грянул взрыв, и вода еще долго ходила ходуном.

Оба полицейских перевели дух, а Тэннер хохотнул.

— По правде-то я — как огурчик. Дурака валял, а вы купились!

— Ах ты!..

Внезапно Черт рухнул как подкошенный, и при свете фонариков полицейские разглядели, что он белее полотна.

* * *

Весной следующего года, когда в день открытия памятника Черту Тэннеру на Бостон-Коммон выяснилось, что кто-то размалевал монумент непристойными каракулями, никому не пришло в голову поинтересоваться у наиболее вероятного кандидата, зачем он это сделал, а наутро спрашивать было поздно, ибо тот слинял, не оставив нового адреса. В тот день полиция получила несколько заявлений об угоне машин, и одну из них в Бостоне больше никогда не видели.

А посему бостонцы на время вновь закрыли памятник (больше натуральной величины Тэннер, восседающий на огромном бронзовом «харлее») и хорошенько отдраили — ради чаемых потомков. Но ветры, залетая на Коммон, по-прежнему выплясывают возле него брейк, а небеса все так же посыпают мусором.

Хороший, плохой, злой. Послесловие

Желязны родился в 1937 году, и уже в первых своих произведениях («Роза для Экклезиаста», 1964, и «Двери лица его, пламенники пасти его», 1965) выдвинулся в ведущие авторы так называемой «новой волны» — вместе с. Дилэни, Т. Дишем и X. Эллисоном. Упомянутая троица являла собой новый образец «интеллектуалов от фантастики» — и причисление Желязны к этому ряду вполне естественно. Выпускник Колумбийского университета, защитивший диссертацию по елизаветинской драме, психолог и филолог, изучавший труды Юнга, Желязны с самого начала заявил о своем отношении к фантастике как к «литературе», полной культурных аллюзий и стилистически выверенной. Практически в каждой его вещи помимо увлекательного сюжета можно найти глубинный «второй план», переводящий авантюрное повествование в ранг универсальной притчи. Как, скажем, в романе «Князь Света», где продвинутые в технологическом отношении Бессмертные разыгрывают перед темными аборигенами мистерии в духе индуистского пантеона. При желании в этом стильном и изысканном романе можно усмотреть параллели с историей Люцифера, с легендой о Прометее — Боге-отступнике, восстающем против застывшего миропорядка.

На этом фоне история о рейде через весь континент по Проклятой Дороге (впрочем, представляющая собой ранний этап творчества фантаста — написана она была в 1969 г.) кажется достаточно бесхитростной.

Посткатастрофическая земля, над которой бушуют чудовищные ветры, выжженные пространства, заселенные мутантами, два «очага цивилизации» на двух противоположных точках Американского континента. От героя требуется доставить противочумную сыворотку из Лос-Анджелеса в Бостон, где свирепствует эпидемия. Для этого требуется пересечь «Проклятую Дорогу», которая пролегла по зараженной, смертельно опасной территории. Выходят в рейд три бронированных автомобиля, доходит один. Из нескольких человек, на которых возлагается эта миссия, выполнить задание удается лишь одному — он и привозит в город спасительную сыворотку. Вот и весь сюжет.

Тема странствия как «путешествия души» для фантастики не нова, особенно для американской — вспомним гениальную притчу Германа Мелвилла «Моби Дик». Тема странствия в постъядерном мире тоже не раз была отыграна фантастами — в эпоху «холодной войны» и карибского кризиса она была «литературным хитом». Достаточно назвать появившийся более чем на 10 лет раньше роман англичанина Джона Уиндэма «Хризалиды».

Новым у Желязны был, пожалуй, герой. Чёрт Тэннер в его кожаном металлизированном прикиде, с татуировкой, серьгой в ухе и крутым мотоциклом «харлей-дэвидсон», главарь моторизованной банды «Ангелов», терроризирующих окрестности города, смутьян, асоциальный тип, наркоторговец и убийца — отнюдь не тот человек, которому, казалось бы, стоит доверить спасение целого города. Тэннер презирает опасность, способен слиться в одно целое с машиной и обладает великолепной реакцией — вот и все его достоинства. Они согласился-то на это опасное предприятие просто потому, что выбора не было — в противном случае добропорядочные жители Лос-Анджелеса обрекли бы его на пожизненное заключение. Поначалу он пытается ускользнуть от своей смертоубийственной миссии — сопровождающие его добровольцы, помимо всего прочего, еще и конвоиры. Но даже когда спутники его поочередно выходят из строя, он продолжает свой полный опасностей путь. Почему? Потому, что, откажись он теперь, когда другие не сдюжили, он до конца жизни считал бы себя слабаком и трусом? Или потому, что наконец-то нашел дело себе по плечу? Почти невыполнимую, но достойную и человечную цель?

Ответа на этот вопрос Желязны не дает. Стиль повествования, нарочито скупой и сдержанный, «хемингуэевский» — внешне бесстрастное описание нечеловечески трудного пути, фиксация малейших поступков героя — вплоть до физиологических отправлений, — скупые, тоже чисто хемингуэевские, диалоги. В роман, впрочем, вкраплены и вставки, имитирующие «поток сознания» главного героя, но они так и остаются импрессионистскими зарисовками. Скорее намекнуть на возможный ответ могут другие, проходные персонажи романа — на Проклятой Дороге Тэннеру предстоит несколько редких встреч с уцелевшими в чудовищной катастрофе людьми. Кто-то из них сдался и предал в себе человека — как, например, ученый — биолог, помогавший разъяренной толпе громить университет и свихнувшийся под грузом собственной совести. Кто-то, наоборот, в этом в нечеловеческом мире остался человеком, отчаянно цепляясь за традиционные англиканские ценности — семью и труд на земле, — как приютившая Тэннера община фермеров. А для кого-то, напротив, ответственность перед родными служит предлогом для того, чтобы ускользнуть от опасной миссии — как для спутника Тэннера, Грега. Фигура Грега ведь тоже неоднозначна — хороший парень, неглупый и смелый, согласившийся на почти безнадежное предприятие, чтобы вытащить из голодной жизни свою многочисленную родню, он поначалу ведет себя достойно и даже ухитряется пробудить в Тэннере человечность и чувство ответственности. Но под конец ломается. И теперь Тэннер напоминает ему о долге, а когда это не удается, просто отделывается от напарника, как от балласта, то есть сбывает с рук.

Литературный прототип Тэннера — Генри Морган из хемингуэевского романа