Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Надевшему меня надлежит быть витязем, первейшим среди людей; и пока он будет препоясан сей перевязью, ему нет нужды опасаться бесчестья. Горе тому, кто пожелает сменить перевязь; он навлечет на себя величайшие бедствия. Только рукою женщины, дочери короля и королевы, предначертано заменить ее. Сия лишь единственно может заместить ее тем, что она носит на себе и любит более всего. Она даст нам, мечу и ножнам, истинное имя, каковое нам и подобает.
Насьен, желая видеть, помимо того, похожи ли обе стороны меча, протянул руку и повернул клинок обратной стороною. Он увидал, что оно было цвета крови и что на части, не скрываемой ножнами, было написано: Кто более меня превознесет, тому доведется более пенять на меня. Кому бы пристало счесть меня всего пригоднее, тому я окажусь опаснее всего, по меньшей мере, в первый раз.
Вот таковы были ложе, корона, меч и его перевязь. Но были к тому же три веретена, коих смысл окажется еще чудеснее. Первое возвышалось посреди деревянной спинки ложа. Напротив виднелось другое, укрепленное таким же образом. Третье располагалось поперек ложа, как бы сочленяясь с двумя другими. Из этих веретен первое было белым, как снег; второе алым, как кровь; третье – словно бы из прекраснейшего изумруда. Цвета сии отнюдь не были делом рук человеческих. И, поскольку некоторым пришло бы на ум усомниться в сказанном, уместно будет прояснить их смысл и происхождение. Это нас отвлечет немного от нашего повествования, но их история приятна для слуха; а сверх того, со знанием о сих веретенах сопряжено таковое и о корабле.
Когда грешница Ева, склонив слух к наущениям Врага, сорвала запретный плод, то вместе со вторым яблоком она отделила от древа ветвь, на которой оное росло. Адам взял его, оставив ветвь в руках у Евы, она же удерживала ее бездумно, как часто бывает с теми, кто сохраняет в руке предмет, с коим точно так же мог бы и расстаться. Едва лишь вкусили они плод, как натура их преобразилась: они воззрились друг на друга, зарделись при виде своей плоти и поспешили прикрыть руками срамные части.
Ева между тем все держала в руке ветвь. Выйдя из рая, она взглянула на нее; побег прелестно зеленел, и, оттого что произрос он от рокового древа, истока их погибели, она промолвила, что, памятуя о своем грехе, будет хранить его, как только может, и определит ему место, куда часто будет наведываться, дабы там оплакивать свое неповиновение. А поскольку не было еще ни ларца, ни шкатулки, куда бы можно было положить нечто, она воткнула ветвь в землю и обещала себе не забывать о ней.
В скором времени побег воспрял и укоренился; но следует нам сказать еще об одном: пока Ева держала его в руке, он знаменовал ей грядущее воздаяние и виделся чередою потомков, коих ей суждено было иметь. Такою, как Бог сотворил ее и предназначил пребывать в раю, ей надлежало оставаться девственной, не будучи подвластной смерти; но после ее и Адамова грехопадения от нее предстояло продолжиться роду человеческому[231]; и, узрев в побеге образ своих потомков, она молвила ему с улыбкой:
– Не отчаивайтесь; вы не навеки потеряли наследие, коего мы вас лишили.
Теперь, ежели нас спросят, почему не Адам унес ветвь из Рая, – коль скоро мужчина по натуре своей выше женщины, – мы ответим, что женщине ее и подобало сохранить, ибо через нее жизнь была погублена, через нее и должно было ее восстановить.
Побег этот вырос в могучее дерево; его ствол, ветви, листья и кора были белы, как свежевыпавший снег. Белый цвет есть цвет целомудрия. И тут надобно вам уразуметь, сколь сильно отдалены друг от друга девственность и целомудрие. Первая есть дар, принадлежащий любой женщине, которая никогда не знала телесного соединения; вторая же – высокая добродетель, свойственная тем, кто не имеет к оному соединению ни малейшего влечения; таковой пребывала еще Ева в день, когда была изгнана из рая и когда посадила в землю ветвь.
Красота и мощь дерева, под коим они любили проводить свои досуги, побудила их вскоре отделить от него несколько других ветвей, которые они посадили, и те также укоренились. Они образовали некое подобие леса, и все сохранили сияющую белизну того дерева, что их породило. И вот случилось так, что однажды (то была пятница, говорят святые уста Иисуса Христа), когда они отдыхали под сенью первого дерева, они услышали голос, повелевающий им соединиться телесно. Но таковы были их смущение и стыд, что они не могли вынести ни вида столь гнусного деяния, ни даже помысла о нем, и мужчина при том не уступал в стыдливости женщине. Они долго взирали друг на друга, не имея смелости к сему приступить, так что Господь сжалился над их смятением. Возымев твердое желание основать род человеческий и даровать ему то место, коего лишился за свою гордыню десятый легион Его ангелов, Он опустил на них облако, дабы не позволить им видеть друг друга.
Дивясь этой внезапной тьме, которую они сочли проявлением доброты Господней, они вняли голосу и, не видя один другого, сблизились, соприкоснулись и, наконец, соединились телесно. Тогда они испытали некое облегчение своего греха; Адам произвел, а Ева зачала праведника Авеля, того, кто всегда преданно воздавал должное своему Творцу.
В миг оного зачатия дерево, до тех пор сиявшее белизной, стало зеленым, цвета луговой травы. Впервые начало оно цвести и плодоносить. И все те, что произросли от него с того времени, были зелеными, подобно ему. Но порожденные им до зачатия Авеля оставались белыми и лишенными цветов и плодов.
Это дерево и его поросль хранили свой зеленый цвет до той поры, когда Авель стал для своего брата Каина средоточием ненависти и ревности. Однажды, когда Авель пас своих овец вдали от отчего дома и вблизи от древа жизни, похищенного из земного Рая, сильный полуденный зной вынудил его прилечь под сенью того древа. Едва задремав, услышал он подошедшего Каина и тотчас поднялся, произнеся:
– Добро пожаловать, брат мой!
Тот его приветствовал в свой черед, предлагая сесть на место; но когда Авель повернулся, чтобы это исполнить, Каин извлек кривой нож и вонзил ему в грудь. В пятницу