– Ты знал, что я собралась прикрыться ладонью?

– Многие сначала так делают, ты не исключение. Я подстраховался.

– Что такого ты сделал Хайновскому? Он не пожалел пяти тысяч долларов, чтобы я перезвонила ему, когда ты появишься.

– Ты позвонила?

– Нет.

– Зря, они меня и так высчитали возле твоего дома. Но хоть деньги взяла?

– Я не должна перед тобой отчитываться!

– А я перед тобой. Давай не будем о делах, есть куда более интересные занятия. – Рука Клима скользнула в разрез халата.

– Что ты делаешь? – Она словила ладонь Бондарева.

Сильная мужская рука скользнула глубже.

– Ничего. Пока еще ничего серьезного.

– Я не хочу. Ты познакомился со мной только потому, что я любовница Хайновского. Тебе был нужен он.

– Нет, ты была самой красивой женщиной на корабле. Жаль, что мне в тот раз пришлось быстро уйти.

– У меня тоже бывают дела. Я работаю, завтра мне нужно идти в офис. А благодаря тебе там появится кто-нибудь из его людей.

– Кстати, ты бывшая любовница олигарха. Нельзя же сохранить хорошие отношения, если человек дважды чуть не убил тебя.

– Тебе так хочется, чтобы я была бывшей?

– Сейчас мне этого хочется.

В кармане у Бондарева запиликал мобильник. Он тихо выругался:

– Черт.

Женщина выжидала.

– Извини, но случаются звонки, на которые приходится отвечать, – он наконец вытащил трубку странного вида, казалось, что она выточена из цельного куска титана, под сапфировым стеклом пробегали огненные линии, как на осциллографе. – Да!

В наушнике зазвучал голос помощника президента:

– Где вы сейчас?

– Я далеко от дома. Очень занят.

– Бросьте шутки, я же вижу квадрат, в котором вы находитесь. Самое большее, вы вышли за калитку.

– Это я в мыслях далеко, – усмехнулся Клим Владимирович, – и именно потому, что сильно занят.

– Почему вы ничего не сообщили Прохорову о Ладе Сельниковой?

– С ней что-то случилось?

– Вы из-за нее сегодня столкнулись с охраной олигарха. Ваш друг просил вас предостеречь, вы договаривались с ним, что больше не касаетесь этого дела, всем после вашего возвращения из Швейцарии занимается Прохоров. А теперь ее похитили.

– Неужели?

– Ее телохранителя, приставленного Хайновским, нашли на лестничной площадке без сознания. А женщину увезли в неизвестном направлении.

– Это Прохоров так доложил? – вздохнул Клим Владимирович, – ну конечно, он же этим делом занимается. С Ладой все в порядке, она уехала по собственному желанию.

– Вы уверены? – с сомнением спросил помощник.

– Более чем. Хотите с ней поговорить?

– Извините. Просто президент держит на контроле все, что касается Хайновского. Приходится докладывать. А тут после доклада я узнаю, что Прохоров пытается разыскать вас и вашу машину в связи с похищением любовницы олигарха. И одновременно вашу машину изо всех сил пытаются «пробить» люди Хайновского.

– Спасибо за предупреждение. Я сменю знаки.

Бондарев улыбнулся. Машина была зарегистрирована на вымышленного человека, и охране президента немедленно сообщали, если кто-то пытался выяснить, кому она принадлежит.

– Это еще не все. Президент приглашает вас послезавтра приехать к нему в загородную резиденцию на рыбалку.

– Вот это уже хорошая новость. А Прохоров пусть не беспокоится насчет судьбы бывшей любовницы Хайновского, с ней все в порядке.

Клим сунул трубку в карман.

– С кем это ты говорил обо мне? – удивилась Лада.

– С человеком, которому нельзя не ответить на звонок.

– Даже когда ты очень далеко? – Глаза Лады смеялись.

– Смотря как далеко. Еще бы немного, и я временно оказался бы для него вне зоны досягаемости. – Бондарев легко перешагнул невысокую спинку дивана.

Николай Порфирьев собрал охрану на том самом прогулочном корабле «Аэлита», где олигарх праздновал свой день рождения. Разговор предстоял серьезный, по душам. Кораблик покачивался у причала – легкомысленный и праздничный. Начальник охраны сидел за столом в просторном помещении, охранники устроились на стульях, расставленных вдоль застекленной стены.

Порфирьев начинал нервничать: Хайновский опаздывал уже на десять минут. Можно было набрать номер и спросить самого хозяина, как долго его ждать, но интуиция подсказывала Порфирьеву, что лучше этого не делать. Последние проколы, исчезновение Лады Сельниковой и так привели Хайновского в бешенство.

Речная чайка нагло чистила перья, усевшись на перила напротив входа. Птица занималась своим делом и недовольно косилась на людей, ничего хорошего от них она в своей жизни не получила. Чайка замерла, затем высунула голову из-под крыла, нагадила на палубу и с протяжным криком сорвалась с перил, низко полетела над водой. Лишь после этого Порфирьев расслышал, что к причалу подъехала машина.

«Чует же пернатая зверюга опасность. Мозгов меньше, чем у человека, а осторожности больше», – подумал он.

Хайновский вбежал на трап, от него так и исходила энергия.

– Здравствуйте, – с улыбкой бросил он собравшимся.

Суровые мужчины кто поднялся, кто пробормотал приветствие, а кто и не пошевелился, но за Хайновским наблюдали внимательно. Ни для кого из его людей не было секретом, что закат Михаила Изидоровича произойдет скоро.

– Спасибо, что собрались, – он сказал так, будто эти люди не находились у него на службе и он не платил им деньги, – большинство моих знакомых уже избегают встреч со мной. И даже не отвечают на телефонные звонки, – Хайновский сухо рассмеялся, – нет, я не считаю, что вы должны бескорыстно любить меня. Ситуация складывается так, что в ближайшее время меня могут арестовать. Поэтому все наши прежние договоренности можно считать недействительными. Все, кто хочет, могут искать себе новую работу. Желающим остаться со мною до конца я обещаю расплачиваться ежедневно и в тройном размере. Не буду давить на вашу психику. Походите по причалу, покурите, посоветуйтесь между собой. Через десять минут желающие остаться собираются здесь.

В гробовом молчании Хайновский покинул помещение. Постоял, заложив руки за спину, у стойки бара. На прикрытой салфеткой тарелке лежал двумя стопками подсохший хлеб – белый и черный. Михаил Изидорович устроился на лавке на носу корабля. У самого борта сновали невзрачные утки.

– Жрать хотите? – прошептал Хайновский, перегибая ломтик батона.

Утки тотчас оживились, каждая птица хотела оказаться поближе к борту. Вода буквально закипела под перепончатыми лапами.