поделать. Чтобы поставить точку в истории нежных чувств к Матису, ей нужно было дойти до конца, услышать его отказ. Только чистосердечное признание Матиса, что она ему не мила, закрывало калитку в лавандовые поля. И расстраиваться по этому поводу Лика не собиралась. Да и вообще, на что годна лаванда? Ну вдыхать можно, ну красиво. А рис – он как хлеб, целый народ на себе держит. Так что Лика планировала побыстрее разобраться с Матисом и на всех парах устремиться к Вуки, который был понятным и родным, как рис.

Спортивная честность не позволяла ей играть сразу на двух полях. Пока Лика торпедировала Матиса, выискивая возможность припереть его к стенке и провести допрос с пристрастием, она поставила на паузу отношения с Вуки.

Вуки загрустил. Он даже похудел, хотя, казалось бы, не имел особых телесных запасов. В его узких глазах плескалось огромное море страдания, что придавало ему вид законченного философа. Похудевший Вуки выбрал тему эссе «Онтология любви в творениях Сенеки» и достиг в ней феноменальных успехов. Профессор курса долго хвалил вьетнамского студента, но так и не смог добиться его улыбки. Отличная оценка не лечила душевных ран.

Лика переживала за Вуки всей душой. «Потерпи!» – шептала она. И начинала потихоньку злиться на Матиса, который, как угорь, ускользал от откровенного разговора на заданную тему. В конце концов ее терпение лопнуло и она пригласила его на свидание. Как учтивый француз, Матис не мог отказаться.

На свидание Лика надела самое красивое платье, которое она купила на призовые деньги.

В ее семье не было лишних средств. Жили скромно, впрочем, в Беларуси это была повседневная норма, не стыдная и не обидная. Они жили не хорошо или плохо, а как все. Повезло, что для бассейна не нужна дорогая экипировка. Купили купальник, шапочку и очки, и вперед, плыви к победе. За призовые места иногда неплохо платили. Лика начала зарабатывать еще подростком и всегда отдавала деньги родителям, внося свой вклад в семейный бюджет. Однажды наступил день, когда она, как обычно, принесла домой призовые деньги, а родители их впервые не взяли. Сказали, что она стала барышней и потому ей нужны красивые вещи. И что они пойдут не в простой магазин, а в самый дорогой, с заманчивой вывеской «Бутик». Лика до сих пор помнит пьянящее чувство блуждания по магазину, где были развешаны платья, словно соскользнувшие со страниц модных журналов. И все они подходили Лике, как будто на нее шились. Она выбрала платье с крупными складками по линии талии, не заутюженными, избави бог, а мягко задрапированными. По подолу была пущена полоса из ткани-компаньона. Широкий пояс придавал фигуре сходство с песочными часами. Словом, платье было действительно платьем, а не мешком с прорезями для рук и головы. А главное, что оно стоило ровно столько, сколько получила Лика за свой рекордный заплыв. И когда Лика надевала его, то чувствовала, что в его складках таится энергия победы.

Вот это платье Лика и выбрала для свидания с Матисом. Кружась перед зеркалом, Лика почти поверила в то, что Матис, сраженный ее красотой, вдруг воспылает запоздалым чувством. И тогда она вынуждена будет сказать ему, что он опоздал. Что она выбирает Вуки. Как же тяжело и сладко девушкам говорить такие вещи!

Лика знала, что не следует первой приходить на свидание, но она большую часть своей жизни провела в плотном спортивном графике и потому опоздать более чем на пять минут не могла физически. Она первая пришла в кафе, где надеялась получить за все свои страдания, как минимум, вкусную булочку. А еще хотелось бы, чтобы Матис угостил ее кофе, в котором плавает мороженое, что олицетворяло для Лики высшую меру гурманства. Вкус ее был непритязательным и неизбалованным, она умела радоваться простым вещам.

В серо-черной гамме кафе, Лика напоминала розовый куст, который почему-то не посадили в горшок, а водрузили на стул. Вокруг сидели студенты, экипированные в джинсы и растянутые майки, радостно глазели на Лику, поднимали вверх большой палец, что, видимо, было подобием комплиментов. Лике хотелось одного: дождаться Матиса, убить его за опоздание и поскорее снять с себя это платье.

Наконец Матис вошел, сощурился после дневного света и начал высматривать Лику. Разглядев розовый куст и догадавшись, что это Лика, он поспешил к ней со всех ног. У Лики родились две версии: он спешит, сраженный ее красотой, или ему не терпится поскорее заслонить ее от зевак?

Подойдя к Лике, Матис сказал:

– Привет! Обалденно выглядишь. В честь чего такой наряд?

Лике неудобно было сказать, что в честь их свидания, и она ответила:

– Остальная одежда в стирке.

– Ясно.

Повисла пауза. Лика с тоской подумала о кофе с мороженым.

Свидание слишком разительно отличалось от ее мечтаний. Но она не привыкла отступать. Как учил тренер, нет такого пьедестала, который нельзя взять измором.

– Кофе с мороженым купишь? – спросила она.

– Глясе?

– Может, у вас это и глясе, а у нас дома кофе с мороженым, – угрюмо ответила Лика.

Почему-то говорить оказалось не о чем. Разве что о погоде и о курсах, которые они взяли.

Наконец принесли заказ. Глясе оказалось совсем не таким, как любила Лика. Подали высокий бокал с прохладным напитком, который пах как кофе, а выглядел, как мороженое. Дома они с мамой клали кусок пломбира прямо в горячий кофе и ловили особый кайф от того, что губы чувствуют холод, а язык обжигается. Такой напиток надо было пить быстро, потому что мороженое моментально таяло в горячем кофе. Здесь же можно было весь вечер тянуть через трубочку этот напиток.

Лика была согласна на многое, но ценность времени была вшита в ее спортивную картину мира. Отхлебнув глясе для храбрости, она задала вопрос, ради которого пришла:

– Матис, я тебе нравлюсь?

– Смотря в каком качестве, – начал юлить парень.

– В самом простом. Как девушка, – напирала Лика.

– Ты очень красивая девушка и… непосредственная очень. – Матис все еще верил в возможность компромисса.

– Так мы будем парой? У тебя на меня какие виды? – Лика напоминала танк, раскрашенный в цветочек.

Матис поперхнулся или сделал вид. Так он выигрывал секунды, чтобы придумать правильный ответ. В его семье сохранялось старомодное вольнодумство, презрительное отношение к феминизму, что не позволяло ему отринуть благородство по отношению к даме. Жесткий отказ казался ему ударом наотмашь. Очень не хотелось расстраивать Лику, но и врать было невозможно. Он опустил глаза.

– Видишь ли, Лика, ты замечательная, но этого недостаточно, чтобы мы были парой.

Матис упорно смотрел вниз, боясь увидеть Ликины слезы.

– В любви нет даже подобия справедливости, – продолжал он. – Ты одна из самых достойных, потому что ты честная, прямая, ты как открытая книга, но этого мало… Или, наоборот, слишком много…