– Она попала под машину… – полуспросила Юнона. – Это она по телевизору?

– Да. У нее на платье кровь, но нигде ни царапины. Ничего, и этого они тоже не понимают. Она сидит, не прилегла ни на минуту, улыбается, а лицо пустое. Я зову ее, беру за руку, она даже не смотрит. Как… как неживая! – В последних словах были надрыв и отчаяние. – Я не узнаю ее!

Ему нужно было выговориться. У него никого не было. Юнона подвернулась кстати. Он рассказывал, как метался по городу в поисках Марты, обзванивал больницы и морги. Перед Юноной сидел не спокойный рассудительный ироничный Евгений, которого она знала, а неизвестный ей растерянный человек. Она протянула было руку, сама не зная, что собирается сделать. То ли накрыть его руку ладонью, то ли сжать ободряюще плечо. Внутри ее все дрожало от робкой еще надежды. Конечно, дай бог ей поправиться, Юнона не желает ей зла, но если уж так случилось… Если уж так случилось, то она своего не упустит. Она была банкиршей и привыкла считать и просчитывать шаги и варианты. И сейчас она чуяла, что ее час приближается семимильными шагами. И чувство это делалась все яснее и яснее – Юнона была похожа на пуму, приготовившуюся к прыжку. Или стрелу, и тетива уже натянута. Она убрала руку…

– Я не знаю, что мне делать! – в отчаянии произнес Евгений. – Каждый день я надеюсь, я лечу к ней…

Юнона вдруг поняла, что он не называет жену по имени. Он говорил о Марте «она», так же как и она, Юнона. И это было общим между ними намеком на некое родство и близость.

«Как будто отстраняется, – пришло ей в голову. – Мы оба… отстраняемся».

– Спасибо, что вы пришли, Юнона, – говорил горячечно Евгений. – Последние дни никто не заходит и не звонит! По вечерам я схожу с ума, я брожу из угла в угол, неизвестность убивает. Мне страшно! Меня разрывает между надеждой и отчаянием, я никогда не чувствовал себя таким беспомощным и ничтожным. Не звонят… А если звонят, то их любопытство убивает, мне трудно врать, но что я могу сказать? Не могу и не хочу. Я должен был ехать на конференцию в Рим, но какая теперь конференция! Спасибо, Юнона! Вы такая спокойная, надежная, мне легче с вами. Вы умеете слушать.

Юнона затрепетала. Осмелилась положить руку на руку Евгения. Он с благодарностью ответил легким пожатием. Они сидели и держались за руки. Молча. В квартире стояла осязаемая густая тишина, лишь поскрипывал старый буфет и тонко и настырно звенело в батарее центрального отопления.

Евгений отнял руку и налил себе коньяка. Взглянул вопросительно на Юнону, она кивнула, и он долил в ее почти полный бокал. Он снова выпил залпом, не закусывая. Юнона положила ему в тарелку бутерброд, придвинула ближе. Он взглянул бессмысленно и вдруг, к ужасу Юноны, сморщил лицо и заплакал. Она вскочила, обогнула стол. Прижала его голову к груди, испытывая такую запредельную жалость, что сердце, казалось, рвалось в куски.

Он поднялся, и… Юнона потом не могла вспомнить, как случилось, что губы их встретились. Губы Евгения были горячими и солеными, он сгреб ее с неожиданной силой; она невольно застонала, и горячо ответила ему. Они целовались, забыв обо всем на свете; Юнона чувствовала его колено, настойчиво раздвигающее ее колени, она чувствовала его дыхание, пахнущее коньяком, и настойчивый язык; запах его волос, кожи и шерстяного свитера; а внизу ее живота медленно ворочался горячий, пульсирующий, рвущийся наружу шар. Она почувствовала его руку у себя на груди и…

И тут вдруг, как гром небесный, раздался пронзительный дверной звонок, отвратительный в своем реализме…

Они замерли, вопросительно глядя друг на дружку. Юнона дрогнула бровью вопросительно, и Евгений прошептал:

– Не знаю, я никого не жду.

Он взглянул на часы – половина десятого. Звонок звенел и звенел. Они не шевелились, напоминая заговорщиков. Вдруг наступила тишина. Евгений приложил палец к губам. Юнона кивнула и на цыпочках вернулась на место. Евгений стоял, напряженно вслушиваясь. Звонок вдруг грянул снова, и оба вздрогнули.

– Откройте, – сказала Юнона. – Может, что-то важное.

– Да, да! – словно очнулся Евгений. – Конечно!

Юнона слышала, как он гремел замками. Дверь распахнулась, и раздался оживленный голос Лолы:

– Евгений, ты что, спишь? Трезвоню, трезвоню, всех соседей подняла! У тебя все в порядке?

Спустя минуту она появилась на пороге кухни и оторопело уставилась на Юнону. Лицо ее вытянулось и, казалось, усохло на глазах. Последовала немая сцена. Евгений топтался рядом.

– Добрый вечер, Лола, – ровно сказала Юнона.

Лола раздула ноздри.

– Я не помешала? – В голосе ее был яд.

– Ну что ты! – воскликнул Евгений с фальшивым энтузиазмом. – Молодец, что пришла. Я очень рад, девочки, честное слово. Садись! Коньяка?

Он суетливо пододвинул табурет, и Лола с прямой спиной уселась. Евгений достал из буфета бокал, налил коньяк.

– А что это вы коньяк фужерами? – спросила Лола.

– Это я, Лола, сидел, пил один из фужера, а тут Юнона. А меня малые дозы больше не берут.

– Брось, ты же не пьешь! Или за компанию? – Она остро взглянула на Юнону. Та промолчала.

– За Марту! – произнес Евгений, поднимая фужер.

Юнона снова пригубила; Лола отпила несколько глотков и отставила фужер, рассматривая в упор Юнону. Она была, как всегда, злая и полная яда; хмель на нее почти не действовал. Евгений залпом допил коньяк и закашлялся.

– Как Марта? – спросила Лола. – Может, наконец скажешь, где она? В какой больнице?

Он с трудом преодолел мучительный приступ кашля.

– Она у Лемберга.

– У Лемберга? – протянула Лола удивленно. – Но ведь Лемберг… У нее что, с головой проблемы? При чем тут Лемберг?

– Она перестала реагировать… не понимает, не отвечает… понимаешь? Ни-че-го. Они не знают, что с ней. Пробуют всякие методики… и ничего. – Язык у Евгения заплетался.

– Вот оно что, – пробормотала Лола. – А я-то думаю… Но хоть жива останется?

Юнона протестующе шевельнулась и спросила:

– Сделать тебе бутерброд?

Получилось демонстративно, по-хозяйски. Лола взглянула остро, дернула плечом. Она была растеряна и не знала, что сказать.

– Давай!

Евгений молчал, уставившись в стол.

– Да что вы как… не знаю! – с досадой воскликнула Лола. – Мы же не чужие! Что, так плохо?

Евгений кивнул. Юнона видела, что ему не по себе. Она подумала, что он боится Лолу…

– А ты часто здесь бываешь? – обратилась к ней Лола. – Утешаешь по-дружески? Похвально, похвально.

– Не часто.

Юноне не хотелось ввязываться в пустопорожний разговор, но молчание выглядело бы слишком демонстративным. Если бы они обе были в любом другом месте, Юнона не обратила бы на подколки Лолы ни малейшего внимания, но здесь, у Евгения… Не хватало еще скандала, с этой идиотки станется. Вон как смотрит, волчица!