Ничто больше не нарушало покоя лечебницы. Удивительно, но никто из обитателей палат так и не проснулся.

…Игорь открыл глаза – обстановка была незнакомой, и он попытался понять, где находится. На тумбочке рядом с его кроватью слабо горел ночник – розовый шар в белые продольные полоски, похожий на экзотическую ягоду. Он никогда не видел его раньше. Рядом стояла синяя фаянсовая кружка с изображением Моцарта в красном камзоле и белом парике. Кружка была знакомой, это была его кружка. В углу стояло чужое пианино. Он откинул одеяло и спустил на пол ноги. Попытался встать, но тут же ухватился за спинку кровати, чтобы не упасть – ноги его не держали. Он снова лег и закрыл глаза. И вспомнил, как они шли по зимнему городу… Лия и он, Игорь. Как он открыл дверь и увидел на пороге Лию… Как подскочило и замерло на долгий миг сердце и понеслось вскачь. Это было счастье! Он снова переживал нелепую и страшную сцену… гнусные издевательские голоса и гогот тех! Он вспомнил, как стоял, не в силах двинуться с места, полный ярости и ужаса, вспомнил крик Лии.

Он закрыл уши руками, скрутился комком и завыл. Крик его, страшный и отчаянный, ударился в потолок и заметался в тесном пространстве. Он чувствовал, как разрывается от боли грудь. Хриплые и страшные рыдания рвались из его горла, пальцы судорожно рвали простыню. Крик Лии звучал в ушах. Ее голос – голос флейты, полный страха, отчаяния и безнадежности…

Сколько это продолжалось? Минуту? Две? Он бросился на них и тут же получил удар ножом в грудь и живот; он помнит боль и тепло. Несильную боль и тепло. И дальше уже ничего не было.

Ему показалось, что в комнате кто-то есть. Он затаился, прислушиваясь. Потом позвал неуверенно: «Лия?»

Ему показалось, он услышал: «Не плачь».

– Лия? – Он рывком сел. – Лия!

Комната была пуста. Он был один.

– Кто здесь? – Он до боли в глазах всматривался в полумрак, пытаясь рассмотреть кого-то, чье присутствие он чувствовал обостренным восприятием, как чувствует мельчайшее движение воздуха человек, лишенный кожи.

– Лия…

Слабый бестелесный голос, то ли был, то ли не было.

– Лия? Ты? Где ты, Лия? – Он вскочил с кровати, готовый бежать на зов. – Где ты? Господи, где ты?

Ему показалось, что он услышал: «Я здесь».

– Я виноват перед тобой! Я подонок! Я убийца! – Он рухнул на колени. – Лия!

– Почему?

– Я не защитил тебя! Я… испугался. Лучше бы меня убили!

Ему показалось, что он услышал легкий вздох. «Не думай об этом. Так случилось… так иногда случается. Ты не виноват».

– Ты не понимаешь! – воскликнул он в отчаянии. – Если бы я сразу… я бы… не знаю! А я подумал… понимаешь, я испугался, что они сломают мне пальцы! Я побоялся! Я ненавижу себя!

– Но ты же бросился на них…

– Не сразу! Я бросился не сразу! Тебя убивали, а я думал о руках! Подлость, подлость! Я оказался подлецом! Они убивали тебя, а я испугался! Как мне теперь жить, Лия? Я не могу и не хочу жить.

Наступило молчание. Потом он спросил:

– Где ты? Ты здесь? Ты не ушла?

– Я здесь.

– Лия, Лия, Лия… Ты у меня в голове? Я сошел с ума?

– Да. Нет. Не бойся.

– Я тебя не вижу.

– Смотри! Теперь видишь? В центре.

– Я вижу… свет. Это ты?

– Это я.

– Где ты?

– Я с тобой. Я всегда буду с тобой.

– Всегда?

– Всегда. Везде. До конца.

– Ты не уйдешь?

– Нет. Поиграй мне.

– Я никогда больше не буду играть.

Наступила долгая тишина. Слабо горел ночник, похожий на странную розовую ягоду. Слабо светилась полированная поверхность инструмента.

– Лия? – позвал он. – Где ты?

– Я здесь. Ты должен играть, Игорек. Это не твое…

– Не мое?.. – повторил он с недоумением.

– Тебе дали в долг, и нужно отдавать.

– В долг? – Он все еще не понимал.

– В долг. Ты настроен как… инструмент, как солнечная батарея, ты вбираешь энергию и превращаешь ее в звук. Это не подарок, это в долг. И нужно отдавать, в этом смысл. Ты не можешь остановиться. Не смеешь. Таких, как ты, совсем мало…

– Кто дал?

Ему показалось, он услышал смешок. Ему не ответили.

– Лия? Ты есть?

– Я есть. Сыграй что-нибудь…

– Что?

– Выбери сам.

– Хорошо. Ты где?

Ему показалось, он почувствовал чью-то руку у себя на лбу.

– Мы увидимся когда-нибудь?

– Да.

– Когда?

– Когда придет время. Не торопи время.

– Ты будешь приходить?

– Я никуда не уйду. Я всегда буду с тобой.

– Я могу дотронуться до тебя? – Он протянул руку к столбу света. Пальцы его ощутили тепло и пустоту. – Лия? Я люблю тебя! На всю жизнь!

– Я знаю. Я тоже люблю тебя. Сыграй мне, Игорек…

…Игорь очнулся. Свет в центре комнаты, который он видел, или ему казалось, что видел, исчез. Голова его была пуста, чувство отчаяния притупилось. Ему казалось, он слышал голос Лии, тонкий и нежный… наяву или во сне, он не знал. Он яростно потер лицо ладонями, намеренно причиняя себе боль. Он хотел проснуться…

…Противно звякнул будильник, и Марина вздрогнула. Шесть! Уже утро. Ей показалось, она слышит музыку. Она замерла и прислушалась. Музыка. Она вскочила. Босиком, в одних чулках пробежала по коридору, приникла ухом к двери его комнаты. Негромкие неуверенные печальные звуки, слабые, неуверенные пальцы…

Она перекрестилась. Хотела тут же бежать звонить доктору Лембергу, обрадовать его, но усилием воли остановила себя…

Юнона. Верховная богиня с павлином и кукушкой. Богиня брака и материнства. Богиня домашнего очага и деторождения. И еще много других имен. И одно из них – Монета. Божество храма, где чеканятся деньги. Вот это в точку, это наше! Деньги!

Юнона-Монета. Леди-деньги.

Ни брака, ни семейного очага, ни материнства. Лишь деньги, лишь монеты. И любимый человек, болевая точка. Евгений Немировский. Любовь с первого взгляда. Нежданная, негаданная, безнадежная, несчастная. Несчастная любовь… Думала ли она, успешная Юнона, о том, что ее постигнет и согнет это горе… несчастная любовь? Звучит гадко и унизительно, так и видишь слабое, дрожащее, как студень, заплаканное существо, несчастливо влюбленное. Она, Юнона, всегда была победительницей. Сильная, предприимчивая, успешная, она твердой рукой брала от жизни то, что приглянулось. Деньги, шикарную квартиру, любимую машину, белый «Лексус», путешествия. Короткие немногочисленные романы она заканчивала сама, так как теряла интерес к парт-неру. Вот именно партнеру. Не было равных. Она представляла себе того, перед кем могла бы склонить голову… чуть-чуть, ну хотя бы опустить глаза, признать его первенство хотя бы в малом, потому что он герой, а она мягкая нежная… и так далее. То есть хочется быть мягкой и нежной. Не было равных. Ей претили грубая сила, напористость, хамская уверенность в себе соискателей ее руки, но тем не менее все равно хотелось героя. А какой герой без всего этого? Тут нужно определиться – или герой, или обыкновенный человек со всеми его слабостями, дурацкими претензиями и нелепыми обидами. Слабости Юнона презирала, а потому раздиралась от противоречий. Герои не бывают нежными и внимательными, а слабые не бывают героями.